Часть четвертая. Каталлактика, или экономическая теория рыночного общества. Глава XXIII. Данные рынка

1. Теория и факты

Каталлактика теория рыночной экономики не является системой теорем, действительных только в идеальных и неосуществимых условиях и приложимых к реальности только с существенными ограничениями и видоизменениями. Все теоремы каталлактики строго и безо всяких исключений действительны для всех явлений рыночной экономики при условии, что соблюдаются специфические условия, предполагаемые ими. Например, наличие прямого или косвенного обмена представляет собой просто вопрос факта. Но там, где присутствует косвенный обмен, все общие законы теории косвенного обмена имеют силу в отношении актов обмена и средств обмена. Как отмечалось выше[См. с. 40.], праксиологическое знание представляет собой строгое и точное знание реальной действительности. Любые ссылки на эпистемологические проблемы естественных наук и любые аналогии на основе сравнения этих двух радикально различающихся областей реальной действительности и познания вводят в заблуждение. Кроме формальной логики не существует другого набора методологических правил, приложимых и к познанию посредством категории причинности, и к познанию посредством категории телеологии. Праксиология имеет дело с человеческим действием как таковым в общем и универсальном виде. Она не исследует ни специфические обстоятельства окружения, в котором действует человек, ни конкретное содержание оценок, направляющих его действия. Для праксиологии исходными данными являются физические и психологические характеристики действующих людей, их желания и субъективные оценки, теории, доктрины и идеологии, разрабатываемые ими, чтобы целенаправленно приспособиться к условиям своей среды и тем самым достичь целей, к которым они стремятся. Эти данные, хотя и неизменны по своей структуре и строго определены законами, управляющими порядком во Вселенной, подвержены беспрестанным колебаниям и изменениям; они меняются с каждым мгновением[Cм.: Strigl. Die ??ц??konomischen Kategorien und die Organization der Wirtschaft. Jena, 1923. P. 18 ff.].

Всю полноту реальной действительности можно мысленно охватить разумом, только прибегнув и к концепции праксиологии, и к пониманию истории, а последнее требует использования учений естественных наук. Познание и предсказание обеспечиваются совокупностью знания. Все, что предлагается различными отдельными отраслями науки, всегда фрагментарно; оно должно быть дополнено результатами всех остальных отраслей. С точки зрения действующего человека специализация знания и его разбиение на различные науки является просто механизмом разделения труда. Подобно тому, как потребитель использует продукцию множества отраслей производства, субъект действия должен основывать свои решения на знании, предоставляемом различными отраслями мысли и исследований. Имея дело с реальной действительностью, недопустимо пренебрегать ни одной из этих отраслей. Историческая школа и институционалисты хотят объявить праксиологические и экономические исследования вне закона, а сами заняться простой регистрацией фактов, или, как они называют их сегодня, институтов. Но относительно этих фактов невозможно сформулировать ни одного утверждения без ссылки на какой-либо набор экономических теорем. Когда институционалист приписывает определенному событию определенную причину, например, массовую безработицу считает мнимым недостатком капиталистического способа производства, он прибегает к помощи экономической теоремы. Возражая против более пристального изучения теоремы, неявно подразумеваемой в его выводе, он просто стремится избежать разоблачения ошибочности своего аргумента. Простой регистрации фактов, отделенной от ссылок на теории, не существует. Как только два события регистрируются вместе или объединяются в класс событий, начинает действовать теория. Ответ на вопрос о том, существует какая-либо связь между ними, может дать только теория, в случае человеческой деятельности это праксиология. Бесполезно вычислять коэффициенты корреляции, если не отталкиваться от теоретического понимания, полученного заблаговременно. Коэффициент может иметь высокое численное значение и в то же время не служить признаком никакой существенной и необходимой связи между двумя группами[Cм.: Cohen and Nagel. An Introduction to Logic and Scientific Method. New York, 1939. P. 316 322.].

2. Роль власти

Историческая школа и институционализм порицают экономическую науку за пренебрежение ролью, которую власть играет в реальной жизни. Основное понятие экономической науки, а именно выбирающий и действующий индивид, по их словам, представляет собой нереалистическую концепцию. Реальный человек не свободен в выборе и действии. Человек подвергается общественному давлению, воздействию неодолимой силы. Рыночные явления определяются не субъективными оценками индивидов, а взаимодействием властных сил.

Эти возражения так же ложны, как и все остальные утверждения критиков экономической науки.

Праксиология вообще и экономическая наука и каталлактика в частности не утверждают и не предполагают, что человек является свободным в каком-либо метафизическом смысле, приписываемом термину свобода. Безусловно, человек подчиняется естественным условиям своей среды. Действуя, он должен приспосабливаться к неумолимой регулярности природных явлений. Как раз редкость природой данных условий его благополучия и заставляет его действовать[Большинство социальных реформаторов, и прежде всего Фурье и Маркс, обходят молчанием то, что данные природой средства, устраняющие человеческое беспокойство, редки. На их взгляд, тот факт, что не существует изобилия всех полезных вещей, вызван просто неадекватностью капиталистического способа производства и поэтому исчезнет на высшей фазе коммунизма. Выдающийся меньшевистский автор, который не смог удержаться от того, чтобы не сослаться на естественные барьеры на пути к процветанию людей, в истинно марксистском стиле назвал Природу самым безжалостным эксплуататором (cм.: Gordon М. Workers Before and After Lenin. New York, 1941. P. 227, 458).].

В своей деятельности человек руководствуется идеологиями. Он выбирает цели и средства под влиянием идеологий. Могущество идеологии является либо прямым, либо косвенным. Оно является прямым, когда действующий субъект убежден, что содержание идеологии правильно и что в его собственных интересах соглашаться с ней. Оно косвенно, когда действующий субъект отвергает содержание идеологии как ложное, но по необходимости учитывает в своих действиях то, что эта идеология разделяется другими людьми. Нравы социального окружения являются силой, с которой люди вынуждены считаться. Тот, кто признает ложность широко распространенных мнений и обычаев, в каждом случае должен выбирать между преимуществами, которые можно извлечь из обращения к более эффективному способу действия, и вредом от презрения к распространенным предубеждениям, суевериям и нравам.

То же самое верно и по отношению к насилию. Делая выбор, человек должен принимать в расчет то, что существует фактор, готовый применить к нему насильственное принуждение.

Все теоремы каталлактики действительны и по отношению к действиям, находящимся под влиянием социального или физического давления. Прямое или косвенное могущество идеологии, а также угроза физического принуждения являются просто данностью рыночной ситуации. Не важно, например, какого рода соображения побуждают человека не предлагать более высокую цену за товар, чем та, которую он предложил, но еще не получил заданный товар. Для определения рыночной цены не имеет значения, добровольно ли он предпочел израсходовать деньги на другие цели или испугался, что окружающие будут считать его выскочкой или транжирой, побоялся нарушить установленный государством потолок цен или бросить вызов конкурентам, готовым прибегнуть к насильственной мести. В любом случае его воздержание от предложения более высокой цены точно так же вносит лепту в возникновение рыночной цены[Экономические последствия вмешательства в рыночные явления внешнего сдерживания и принуждения разбираются в части 6 этой книги.].

Сегодня принято обозначать положение, которое занимают владельцы собственности и предприниматели в рыночной системе, как экономическую, или рыночную власть. Все, что происходит в свободной рыночной экономике, управляется законами, изучаемыми каталлактикой. В конечном счете все рыночные явления определяются выбором потребителей. Если кто-то желает применить понятие власти к явлениям рынка, то ему следует сказать: в рыночной экономике вся власть принадлежит потребителям. Ввиду необходимости получать прибыль и избегать убытков предприниматели вынуждены считать своей высшей установкой любой аспект максимально возможного и дешевого удовлетворения потребностей потребителей например, среди прочего и руководство ошибочно называемыми внутренними делами своих заводов, особенно управление персоналом. В высшей степени нецелесообразно пользоваться одним и тем же термином власть, обращаясь к способности фирмы обеспечивать потребителей автомобилями, обувью или маргарином лучше, чем это делают другие, и адресуясь к способности вооруженных сил государства сокрушать любое сопротивление.

Владение факторами производства, так же как и предпринимательскими или технологическими навыками, не дарует в рыночной экономике власть в смысле принуждения. Все, что оно дарует, это привилегию служить подлинным хозяевам рынка потребителям с большим восторгом, чем другие. Владение капиталом это мандат, вверенный собственникам при условии, что он будет использован с целью максимального удовлетворения потребителей. Тот, кто не подчиняется этой нагрузке, лишается своего богатства и переводится на то место, где его глупые выходки больше не вредят материальному благополучию людей.

3. Историческая роль войны и завоеваний

Многие авторы прославляют войны и революции, кровопролития и завоевания. Карлейль и Рескин, Ницше, Жорж Сорель и Шпенглер были предвестниками идей, которые воплотили Ленин и Сталин, Гитлер и Муссолини.

Ход истории, говорят эти философы, определяется не материалистическими коробейниками и купцами, а героическими деяниями воинов и завоевателей. Экономисты заблуждаются, строя на основе опыта мимолетного либерального эпизода теорию, которой приписывают всеобщность. Эта эпоха либерализма, индивидуализма и капитализма, демократии, веротерпимости и свободы, пренебрежения всеми истинными и вечными ценностями и господства черни в настоящее время исчезает и никогда больше не вернется. Начинающийся век мужественности требует новой теории человеческой деятельности.

Однако ни один экономист не рискнул отрицать, что война и завоевание имели первостепенное значение в прошлом и что гунны и татары, вандалы и викинги, норманы и конкистадоры сыграли огромную роль в истории. Одним из решающих факторов современного состояния человечества является то, что ему предшествовали тысячи лет вооруженных конфликтов. Несмотря на это то, что осталось и составляет суть человеческой цивилизации, не является наследием воинов. Цивилизация это достижение буржуазного духа, а не духа завоевания. Те варвары, которые вместо разбоя не начали работать, исчезли с исторической сцены. Если все же остался какой-то след их существования, то это представляет собой достижения, совершенные под влиянием покоренных народов. Латинская цивилизация выжила в Италии, во Франции и на Иберийском полуострове несмотря на все вторжения варваров. Если бы капиталистические предприниматели не сменили лорда Клайва и Уоррена Гастингса, то британское владычество в Индии осталось бы таким же незначительным историческим воспоминанием, как и полуторавековое турецкое владычество в Венгрии.

В задачу экономической науки не входит исследование попыток возродить идеалы викингов. Она просто должна опровергнуть утверждения о том, что факт существования вооруженных конфликтов сводит их учения к нулю. Относительно этой проблемы есть необходимость вновь подчеркнуть следующее.

Первое: учения каталлактики относятся не к конкретной исторической эпохе, а к любым действиям, характеризующимся двумя условиями частной собственностью на средства производства и разделением труда. Теоремы каталлактики имеют силу везде, где и когда в обществе с частной собственностью на средства производства люди не только занимаются производством ради удовлетворения своих собственных потребностей, но и потребляют блага, произведенные другими людьми.

Второе: если помимо рынка и вне рынка существуют разбой и грабеж, эти факты являются данностью рынка. Действующие субъекты должны учитывать, что им угрожают убийцы и грабители. Если убийства и грабежи превалируют настолько, что любое производство представляется бесполезным, в конечном счете может оказаться, что производительная работа прекратится, а человечество погрузится в состояние войны всех со всеми.

Третье: чтобы захватить трофеи, должно существовать нечто, что можно награбить. Герои могут жить, только пока есть достаточно буржуа, которых можно экспроприировать. Существование производителей является условием существования завоевателей. Но производители могут обойтись без грабителей.

Четвертое: разумеется, помимо капиталистической системы частной собственности на средства производства мыслимы и другие общественные системы, основанные на разделении труда. Сторонники милитаризма последовательны, требуя установления социализма. Вся страна должна быть организована как сообщество воинов, где гражданское население не имеет иной задачи, кроме как обеспечивать нужды вооруженных сил (проблемы социализма обсуждаются в части 5).

4. Реальный человек как данность

Экономическая наука изучает реальные действия реальных людей. Ее теоремы не относятся ни к идеальному или совершенному человеку, ни к призраку мифического экономического человека (homo oeconomicus), ни к статистическому понятию среднего человека (homme moyen). Человек со всей его слабостью и ограниченностью, любой человек, как он живет и действует, является предметом каталлактики. Любое человеческое действие является предметом праксиологии.

Предмет праксиологии заключается в изучении не только общества, общественных отношений и массовых явлений, но и всех человеческих действий. В этом отношении термин общественные науки и все его производные обманчивы и вводят в заблуждение.

Не существует иного критерия, который научное исследование могло бы приложить к человеческому действию, кроме конечных целей, которых стремятся достичь действующие индивиды, предпринимая определенное действие. Конечные цели сами по себе находятся вне и выше любой критики. Не требуется никого, чтобы установить, что может сделать другого человека счастливым. Сторонний наблюдатель может поставить под вопрос только пригодность средств, выбранных для достижения этих конечных целей, для достижения результата, преследуемого действующим субъектом. Только давая ответ на этот вопрос, экономическая наука может свободно выражать мнение о действиях индивидов и групп индивидов, экономической политике партий, групп давления и государств.

Произвольность выпадов против субъективных оценок других людей принято маскировать, облекая их в форму критики капиталистической системы или поведения предпринимателей. Экономическая наука ко всем подобным утверждениям относится нейтрально.

Произвольному утверждению о том, что при капитализме сбалансированность производства различных товаров, по общему признанию, является несовершенной[Cм.: Mayers A.L. Morden Economics. New York, 1946. P. 672.], экономист не противопоставляет утверждение о том, что сбалансированность безупречна. Экономист лишь утверждает, что в свободной рыночной экономике этот баланс соответствует поведению потребителей, расходующих свои доходы[Это является общим свойством демократии, не важно политической или экономической. Демократические выборы гарантируют не то, что избранный человек свободен от недостатков, а лишь то, что большинство избирателей предпочитают его другим кандидатам.]. В задачу экономиста не входит осуждать других людей и называть результаты их действий ошибочными.

Альтернативой системе, в которой субъективные оценки индивидов имеют первостепенное значение для руководства производственными процессами, является деспотическая диктатура. Здесь решающее значение имеют субъективные оценки диктатора, хотя они не менее произвольны, чем субъективные оценки других людей.

Безусловно, человек существо несовершенное. Его человеческие слабости являются элементами всех человеческих институтов и тем самым рыночной экономики.

5. Период адаптации

Любое изменение рыночной информации оказывает определенное влияние на рынок. Прежде чем это влияние прекратится, т.е. прежде чем рынок полностью адаптируется к новому положению дел, проходит определенный период времени.

Каталлактика должна изучать все разнообразные сознательные и целеустремленные реакции индивидов на изменения исходных данных, а не просто конечный результат взаимодействия этих реакций, отраженный в структуре рынка. Может получиться так, что последствия одного изменения начальных данных в общем и целом нейтрализуются последствиями другого изменения, случающегося в то же самое время и в таком же объеме. В конечном итоге тогда не произойдет никакого значительного изменения рыночных цен. Статистики, занятые наблюдением за исключительно массовыми явлениями и результатами всей совокупности рыночных сделок, проявляющейся в рыночных ценах, игнорируют то, что отсутствие изменений в величине цен является просто случайным, а не результатом преемственности начальных данных и отсутствия специфической корректирующей деятельности. Они не видят никакого действия и его социальных последствий. Хотя даже в том случае, когда не происходит значительных изменений цен на товары и никаких изменений показателей, характеризующих общую величину капитала в рыночной системе, все равно любое изменение исходных данных имеет собственное направление развития, порождает определенные реактивные реакции со стороны индивидов, попавших в сферу их действия, и нарушает сложившиеся отношения между участниками рыночной системы[Относительно изменений факторов, определяющих покупательную способность денег, см. с. 389. Относительно проедания и накопления капитала см. с. 482.].

Экономическая история постфактум может предоставить в наше распоряжение смутную информацию по поводу продолжительности периода адаптации. Разумеется, методом получения этой информации является не измерение, а историческое понимание. В реальной действительности различные корректирующие процессы не изолированы друг от друга. В одно и то же время своим чередом протекает бесчисленное множество этих процессов, пути их пересекаются и они оказывают друг на друга взаимное влияние. Распутывание этой сложной паутины и выделение последовательности действий и реакций, запущенных определенным изменением исходных данных, трудная задача для понимания историка, а результаты по большей части скудны и сомнительны.

Интерпретация продолжительности периода адаптации также является самой трудной задачей, лежащей на тех, кто стремится понять будущее, на предпринимателях. Хотя для успеха предпринимательской деятельности простой прогноз направления, в котором рынок отреагирует на определенное событие, имеет незначительную ценность, если не дополняется соответствующим прогнозом продолжительности множества процессов адаптации, связанных с этим событием. Большая часть ошибок, совершаемых предпринимателями при ведении дел, а также ошибок, обесценивающих прогнозы экспертов, вызваны ложными представлениями относительно продолжительности периодов адаптации.

При изучении результатов, вызванных изменениями начальных данных, обычно различают более близкие и более отдаленные по времени последствия, а именно краткосрочные и долгосрочные последствия. Это различие является более древним, чем описывающая их сегодня терминология.

Чтобы обнаружить непосредственные краткосрочные последствия, вызванные изменением заданной величины, как правило, нет необходимости прибегать к тщательному расследованию. Краткосрочные последствия в своем большинстве очевидны и редко остаются незамеченными наивным наблюдателем, не знакомым с тщательным исследованием. Экономические исследования как раз и начинаются с того, что некоторые гении начинают подозревать, что отдаленные последствия события могут отличаться от непосредственных результатов, очевидных даже для неискушенных обывателей. Главным достижением экономической науки было обнаружение таких долгосрочных последствий, до тех пор не замечавшихся сторонними наблюдателями и игнорировавшихся государственными деятелями.

Из своих поразительных открытий экономисты классической школы вывели правила политической практики. Они доказывали, что в своих планах и деятельности правительства политики и политические партии должны учитывать не только краткосрочные, но и долгосрочные последствия предлагаемых мероприятий. Действие направлено на замену менее удовлетворительного состояния дел более удовлетворительным. Будет ли результат некоторого действия считаться более или менее удовлетворительным, зависит от правильного предвидения всех его последствий и краткосрочных, и долгосрочных.

Некоторые критикуют экономическую науку за мнимое пренебрежение краткосрочными результатами и за предпочтение, якобы отдаваемое изучению долгосрочных последствий. Подобные упреки абсурдны. Экономическая наука не имеет иных способов тщательного исследования результатов изменения исходных данных, кроме как начать с их непосредственных последствий и анализировать, шаг за шагом, переходя от первой реакции к более отдаленным реакциям, все возможные последствия, до тех пор, пока в конечном счете она не достигает его конечных результатов. Долгосрочный анализ необходимо полностью включает краткосрочный анализ.

Легко объяснить, почему некоторые индивиды, партии и группы давления стремятся распространить исключительное влияние краткосрочного принципа. Политики, говорят они, никогда не должны переживать по поводу долгосрочных последствий проекта и никогда не должны воздерживаться от использования меры, которая приносит краткосрочные выгоды просто из-за пагубности ее долгосрочных последствий. Во внимание принимаются только краткосрочные результаты; в долгосрочной перспективе все мы умрем. Все, что экономисты должны сказать в ответ на эту страстную критику, это то, что любое решение должно основываться на тщательном взвешивании всех его последствий и краткосрочных, и долгосрочных. Безусловно, и в действиях индивидов, и в управлении делами общества существуют ситуации, в которых действующие субъекты имеют основания для того, чтобы примириться даже с самыми нежелательными долгосрочными последствиями, чтобы избежать того, что они считают еще более нежелательными краткосрочными обстоятельствами. Иногда человеку имеет смысл топить печь своей мебелью. Но если он это делает, то он должен знать, каковы будут более отдаленные последствия. Он не должен предаваться иллюзиям, что обнаружил замечательный новый способ обогрева своих помещений.

Это все, что экономическая наука противопоставляет неистовству апостолов краткосрочной перспективы. Когда-нибудь история сможет сказать гораздо больше. Она установит роль, которую рекомендации краткосрочного принципа этого возрождения печально знаменитой фразы мадам Помпадур apr??и??s nous le d??й??luge* сыграли в наиболее серьезных кризисах западной цивилизации. История покажет, как горячо приветствовался этот лозунг правительствами и партиями, чья политика была направлена на проедание духовного и материального капитала, унаследованного от прежних поколений.

6. Границы прав собственности и проблемы внешних издержек и внешней экономии

Права собственности, очерченные законами и защищенные судебной системой и полицией, представляют собой продукт вековой эволюции. История этих веков это история борьбы за упразднение частной собственности. То и дело деспоты и народные движения пытались ограничить право частной собственности или отменить его совсем. Правда, все эти попытки провалились. Но они оставили след в идеях, определяющих юридическую форму и определение собственности. Юридическое понятие собственности не в полной мере учитывает общественную функцию частной собственности. Существуют определенные несоответствия и несообразности, которые отражаются в определении рыночных явлений.

Чтобы быть последовательным, право собственности должно давать собственнику право претендовать на все выгоды, которые могут быть порождены использованием данного блага, с одной стороны, и возлагать на него весь ущерб от его использования с другой. Только тогда собственник будет нести полную ответственность за результат. Занимаясь своей собственностью, он будет принимать в расчет все ожидаемые результаты своей деятельности как те, что считаются благоприятными, так и те, что считаются неблагоприятными. Но если собственник не имеет права претендовать на часть выгоды, образующейся в результате его деятельности, или часть недостатков не записывается в его дебет, то, планируя свои действия, он не будет заботиться о всех их последствиях. Он будет пренебрегать теми выгодами, которые не увеличивают его собственное удовлетворение, и теми издержками, которые его не обременяют. Его поведение будет отклоняться от линии, которой оно следовало бы, если бы законы лучше соответствовали экономическим целям частной собственности. Собственник будет браться за определенные проекты только потому, что законы освобождают его от ответственности за часть понесенных издержек, и воздерживаться от других проектов просто потому, что законы не позволяют ему получить все выгоды, которые можно из них извлечь.

Законы, касающиеся ответственности и возмещения нанесенного ущерба, были и до сих пор являются в некоторых отношениях несовершенными. В общем случае признается принцип, что каждый отвечает за ущерб, который нанесен его действиями другим людям. Однако существовали лазейки, которые законодатели не спешили закрыть. В некоторых случаях эта медлительность была преднамеренной, поскольку эти изъяны согласовывались с планами властей. Когда в прошлом во многих странах владельцы фабрик и железных дорог не несли ответственность за ущерб, наносимый их предприятиями собственности и здоровью соседей, клиентов, работников и других людей посредством дыма, копоти, шума, загрязнения воды и несчастных случаев, спровоцированных несоответствующим оборудованием, идея была в том, что все это не должно подрывать поступательное развитие индустриализации и транспортной инфраструктуры. Те же самые доктрины, которые толкали и до сих пор толкают многие правительства на поощрение вложений в фабрики и железные дороги путем субсидий, дешевых кредитов, освобождения от налогов и пошлин, действовали и при возникновении такого юридического положения дел, при котором ответственность таких предприятий была уменьшена либо формально, либо фактически. Позднее во многих странах вновь стала одерживать верх противоположная тенденция, и ответственность производителей и владельцев железных дорог была увеличена по сравнению с другими гражданами и фирмами. Здесь снова сыграли роль политические цели. Законодатели захотели защитить бедняков, наемных рабочих и крестьян от богатых предпринимателей и капиталистов.

Является ли освобождение собственников от ответственности за определенный ущерб, возникающий по ходу их деятельности, результатом обдуманной политики правительства и законодателей, или непредусмотренным следствием традиционных формулировок законов, в любом случае это данность, которую действующие субъекты должны принимать во внимание. Они сталкиваются с проблемой внешних издержек. Тогда часть людей выбирает определенные способы удовлетворения протребностей просто потому, что часть издержек взыскивается не с них, а с других людей.

Крайним примером является описанный нами выше случай ничейной собственности[См. с. 599.]. Если землей не владеет никто, несмотря на то, что юридический формализм может называть ее общественной собственностью, ею пользуются, не обращая внимания на возникающий ущерб. Те, кто в состоянии присвоить себе доходы древесину и дичь лесов, рыбу акваторий, полезные ископаемые недр, не заботятся о последствиях своего способа эксплуатации. Для них эрозия почвы, истощение исчерпываемых ресурсов и любое иное ухудшение будущего использования являются внешними издержками и не входят в их расчеты затрат и результатов. Они сводят лес, не обращая внимания на молодые побеги или лесовозобновление. В охоте и рыболовстве они не стараются избегать методов, затрудняющих восстановление популяции в охотничьих и рыболовных угодьях. На заре человеческой цивилизации, когда почва, по качеству не хуже той, которая находилась в обороте, была в изобилии, люди не видели ничего плохого в таких хищнических методах. Когда их последствия приводили к снижению чистой отдачи, крестьянин бросал свою ферму и переезжал в другое место. И только когда плотность населения в стране увеличивалась и незанятой первоклассной земли, которую можно было присвоить, не оставалось, люди начинали считать эти хищнические методы расточительными. Они объединяли институт частной собственности с землей, начав с пахотной земли и постепенно охватывая пастбища, леса и места рыбной ловли. Впервые заселенные заморские колониальные страны, в особенности огромные пространства Соединенных Штатов, поразительный сельскохозяйственный потенциал которых был почти нетронут, когда из Европы прибыли первые колонисты, прошли через те же самые этапы. До последних десятилетий XIX в. всегда существовали географические области, открытые для вновь прибывших, осваиваемые территории, фронтиры. Ни существование районов освоения, ни их исчерпание не было спецификой Соединенных Штатов. Отличительной чертой американских условий было то, что тогда, когда фронтир исчез, идеологические и институциональные факторы препятствовали приспособлению методов использования земли к изменившимся условиям.

В Центральной и Западной Европе, где институт частной собственности был прочно укоренен на протяжении многих веков, положение было иным. Не существовало проблемы эрозии почвы некогда обрабатываемой земли. Не существовало проблемы сведения лесов, несмотря на то, что местные леса в течение многих веков были единственным источником древесины для строительства и горного дела, а также для отопления и для кузниц, гончарных и стеклодувных фабрик. Владельцы лесов были вынуждены охранять свои эгоистические интересы. В наиболее густо населенных и индустриализованных областях всего несколько лет назад от одной пятой до одной трети поверхности были все еще покрыты первоклассными лесами, управляемыми в соответствии с методами научного лесоводства[В конце XVIII в. европейские государства начали вводить законы, направленные на сохранение лесов. Однако было бы серьезной ошибкой приписывать этим законам какую-либо роль в сохранении лесов. До середины XIX в. не существовало административного аппарата для принуждения к их исполнению. Кроме того, правительства Австрии и Пруссии, не говоря о более мелких германских государствах, фактически не имели власти, чтобы заставить аристократов- землевладельцев выполнять эти законы. Ни один гражданский служащий до 1914 г. не дерзал вызвать гнев богемских или силезских вельмож или германских владетельных князей. Эти графы и князья добровольно стали заниматься сохранением лесов, поскольку владение их собственностью было полностью гарантировано, и они стремились поддерживать источники своих доходов и рыночную цену своих владений.].

В задачу теоретической каталлактики не входит описание сложных факторов, создавших американскую систему землевладения. Какими бы ни были эти факторы, они создали положение дел, при котором для большого числа фермеров и лесозаготовителей есть резон рассматривать ущерб от пренебрежения сохранением почвы и лесов в качестве внешних издержек[Можно также сказать, что они рассматривают выгоды, которые можно извлечь из заботы о сохранении почвы и лесов, в качестве внешней экономии.].

Следует признать, что значительная часть издержек представляет собой внешние издержки с точки зрения действующих индивидов или фирм, их экономические расчеты очевидно неполны, а их результаты обманчивы. Но это не является следствием мнимых недостатков, присущих системе частной собственности на средства производства. Напротив, это следствие лазеек, оставшихся в этой системе. Их можно устранить путем реформы законов, касающихся ответственности за наносимый ущерб, и путем отмены институциональных барьеров, препятствующих свободному функционированию частной собственности.

Случай внешней экономии не является просто инверсией случая внешних издержек. Он имеет собственную сферу действия и особенности.

Если результаты деятельности субъекта приносят пользу не только ему, но и другим людям, возможны два варианта.

1. Планирующий субъект считает выгоды, ожидаемые им для себя, настолько важными, что он готов оплатить все необходимые издержки. Тот факт, что его проект также приносит выгоду другим людям, не заставляет его отказаться от достижения того, что способствует его собственному благосостоянию. Когда железная дорога сооружает насыпь, чтобы защитить свои пути от снежных оползней и лавин, она защищает также и дома на прилежащих территориях. Но выгоды, получаемые их соседями, не удерживают компанию от осуществления затрат, которые она считает целесообразными.

2. Издержки по проекту настолько велики, что никто из тех, кому он принесет пользу, не готов оплачивать его в полном объеме. Проект можно будет реализовать только в том случае, если достаточно большое число заинтересованных лиц примет участие в издержках.

Не было бы нужды и далее распространяться по поводу внешней экономии, если бы этот феномен не был абсолютно неверно истолкован современной псевдоэкономической литературой.

Проект Р неприбылен тогда и постольку, когда и поскольку потребители предпочитают удовлетворение, получаемое от реализации других проектов по сравнению с удовлетворением от реализации Р. Осуществление Р отвлечет капитал и труд от осуществления других проектов, потребность потребителей в которых более настоятельна. Обычный человек и псевдоэкономист никак не могут этого уяснить. Они упрямо отказываются замечать редкость факторов производства. Они считают, что Р можно осуществить вообще без всяких издержек, т.е. не отказываясь от какого-либо другого удовлетворения. И именно причуды системы свободного предпринимательства мешают обществу наслаждаться бесплатными удовольствиями, ожидаемыми от Р.

Причем, продолжают эти близорукие критики, нелепость системы свободного предпринимательства становится особенно возмутительной, когда неприбыльность Р объясняется только тем, что расчеты предпринимателей пренебрегают теми выгодами от Р, которые являются для них внешней экономией. С точки зрения общества в целом, эти выгоды не являются внешними. Они приносят пользу по крайней мере некоторым членам общества и увеличивают совокупное благосостояние. Поэтому неосуществление Р является потерей для общества. Ориентированное на прибыль предприятие, абсолютно эгоистичное, уклоняется от участия в подобных неприбыльных проектах, и обязанность государства заполнить этот пробел. Государство должно либо управлять такими предприятиями как государственными, либо субсидировать подобные проекты, чтобы сделать привлекательными для частных предпринимателей и инвесторов. Субсидии могут быть предоставлены непосредственно в виде денежных дотаций из государственных средств или посредством тарифов, тяжесть которых падает на плечи покупателей данной продукции.

Однако средства, которые нужны государству, чтобы владеть убыточным предприятием или дотировать неприбыльные проекты, находятся либо за счет снижения расходов и инвестиций налогоплательщиков, либо на ссудном рынке. У государства не больше возможностей создать нечто из ничего, чем у отдельного индивида. Если государство тратит больше, то граждане тратят меньше. Общественные работы выполняются не по мановению волшебной палочки. Они оплачиваются из средств, изъятых у граждан. Если бы государство не вмешалось, то граждане использовали бы их на осуществление потенциально прибыльных проектов, от реализации которых они должны теперь отказаться, потому что государство урезало их средства. Каждому неприбыльному проекту, осуществляемому при помощи государства, соответствует проект, реализация которого заброшена просто из-за вмешательства государства, несмотря на то, что этот неосуществленный проект был бы прибыльным, т.е. он использовал бы дефицитные средства производства в соответствии с наиболее насущными нуждами потребителей. С точки зрения потребителей использование этих средств производства на осуществление неприбыльного проекта является расточительством. Это лишает их удовлетворения, которому они отдают предпочтение по сравнению с тем, которое им сможет обеспечить субсидируемый государством проект.

Доверчивые массы, не способные видеть дальше собственного носа, приходят в восторг от удивительных достижений своих правителей. Они не могут понять, что именно они оплачивают все счета и как следствие должны отказаться от многих удовольствий, которыми бы они наслаждались, если бы государство меньше тратило на неприбыльные проекты. Им не хватает воображения подумать о тех возможностях, которым государство не позволило воплотиться[См. блестящий анализ государственных расходов в книге Генри Хэзлита Economics in One Lesson (New ed. New York, 1962. P. 21 ff.)].

Энтузиасты будут еще сильнее сбиты с толку, если вмешательство государства позволит предельным производителям продолжать производство и выдерживать конкуренцию более эффективных заводов, магазинов и ферм. Очевидно, скажут они, что совокупный объем производства увеличился и к богатству добавилось нечто, что не было бы произведено без помощи властей. На деле же получилось все наоборот: объем совокупного производства и совокупное богатство сократились. Появились или были сохранены предприятия, издержки производства у которых выше, в то время как другие предприятия, выпускающие продукцию при более низких издержках, вынуждены сокращать или прекращать производство. Потребители получают не больше, а меньше.

Весьма популярно, например, представление о том, что для государства очень выгодно содействовать сельскохозяйственному развитию тех районов страны, природа которых сравнительно бедна. Издержки производства в этих районах выше, чем в других областях; именно этот факт делает большую часть земли субпредельной. Без помощи государственных дотаций фермеры, обрабатывающие эти субпредельные земли, не могут выдержать конкуренцию более плодородных ферм. Сельское хозяйство будет свернуто или не сможет развиться, и вся область превратится в отсталую часть страны. Полностью осознавая ситуацию, ориентированные на прибыль предприятия избегают инвестировать в строительство железных дорог, соединяющих такие неблагоприятные территории с центрами потребления. Положение фермеров определяется не отсутствием железных дорог. Здесь обратная причинная обусловленность: поскольку предприятие понимает, что перспективы этих фермеров неблагоприятны, оно воздерживается от инвестиций в железные дороги, которые скорее всего будут убыточными из-за недостаточного количества перевозимых грузов. Если государство, подчиняясь требованиям заинтересованных групп давления, построит железную дорогу и будет эксплуатировать ее с дефицитом, то оно, безусловно, принесет пользу владельцам сельскохозяйственных земель в этих бедных районах страны. Поскольку часть затрат, требующихся на перевозку их продукции, берет на себя казначейство, им легче конкурировать с теми, кто обрабатывает более плодородную землю и кому в такой помощи отказано. Однако преимущества этих привилегированных фермеров оплачиваются налогоплательщиками, которые должны предоставить средства, необходимые для покрытия дефицита. Это не оказывает влияния ни на рыночные цены, ни на совокупное предложение продукции сельского хозяйства, а просто делает прибыльной работу ферм, которые до тех пор были субпредельными, а другие фермы, которые до тех пор были прибыльными, субпредельными. Это перемещает производство с земли, требующей меньших затрат, на землю, требующую более высоких затрат. Это не увеличивает совокупного предложения и богатства, а сокращает их, так как дополнительное количество капитала, требующееся для обработки высокозатратных полей вместо низкозатратных полей, отвлекается от направлений использования, где он мог бы сделать возможным производство других потребительских благ. Государство достигает своей цели, оказывая помощь одним частям страны в том, чего им не хватает, но в других местах оно порождает издержки, которые превосходят выигрыш привилегированных групп.

Внешняя экономия интеллектуального творчества

Крайний случай внешней экономии имеет место в производстве интеллектуального фундамента любой технологии и строительства. Отличительным свойством формул, т.е. умственных приемов, управляющих технологическими процедурами, является неистощимость оказываемых ими услуг. Таким образом, эти услуги не являются дефицитными, и нет необходимости экономить их использование. К ним не относятся соображения, которые привели к учреждению института частной собственности на экономические блага. Они остаются вне сферы частной собственности не потому, что они нематериальны, неосязаемы и неуловимы, а потому, что их полезность нельзя исчерпать.

Только позднее люди начали осознавать, что такое положение дел имеет и свои недостатки. Оно ставит производителей этих формул особенно изобретателей технологических процессов, а также писателей и композиторов в своеобразное положение. Они обременены издержками производства, в то время как услугами созданного ими продукта может безвозмездно пользоваться кто угодно. То, что они произвели, для них является внешней экономией.

Если бы не существовало ни авторского права, ни патентов, то изобретатели и авторы находились бы в положении предпринимателей. По сравнению с другими людьми они имеют преимущество во времени. Так как они сами начинают раньше использовать свои изобретения, свои рукописи или разрешать их использование другим людям (производителям или издателям), они имеют возможность получать прибыль в течение периода времени, пока любой человек не сможет точно так же использовать их. Поскольку изобретение или содержание книги становятся публично известными, они становятся бесплатными благами, а изобретатели и авторы получают только славу.

Данная проблема не имеет ничего общего с деятельностью творческого гения. Эти пионеры и инициаторы неслыханных вещей не производят и не работают в том смысле, в котором этот термин используется при трактовке поведения других людей. Они не позволяют себе находиться под влиянием отклика, который их работа встречает со стороны их современников. Они не ждут поощрения[См. с. 131133.].

Другое дело широкий класс профессиональных интеллектуалов, без услуг которых общество не может обойтись. Мы можем пренебречь проблемой авторов второсортных стихов, романов и пьес, а также третьеразрядных композиторов и не станем задаваться вопросом, будет ли серьезным ущербом для человечества отсутствие плодов их усилий. Однако очевидно, что передача знаний подрастающему поколению и ознакомление действующих индивидов со всем тем знанием, которое им необходимо для осуществления своих планов, требует учебников, руководств, справочников и других нехудожественных работ. Вряд ли люди выполняли бы трудоемкую работу по подготовке таких изданий, если бы каждый свободно мог их воспроизводить. Это еще более очевидно в области технологических изобретений и открытий. Обширные эксперименты, необходимые для подобных достижений, часто очень дороги. Весьма вероятно, что технологический прогресс был бы гораздо более медленным, если для изобретателя и для тех, кто оплатил расходы на эксперименты, полученные результаты являлись бы лишь внешней экономией.

Патенты и авторское право представляют собой результат эволюции права последних веков. Их место в традиционной совокупности прав собственности все еще противоречиво. Люди смотрят на них с подозрением и считают неправильными. Они считаются привилегиями, наследием зачаточного периода их эволюции, когда правовая защита даровалась авторам только посредством исключительных привилегий, предоставляемых властями. Их подозревают в том, что они прибыльны, только если позволяют назначать монопольные цены[См. с. 341342.]. Более того, справедливость патентных законов оспаривается на том основании, что они вознаграждают только тех, кто нанес последние штрихи, ведущие к практическому использованию достижений многочисленных предшественников. Эти предтечи уходят с пустыми руками, хотя их вклад в конечный результат часто более весом, чем вклад патентовладельца.

Исследование аргументов за и против институтов авторского права и патентов не входит в предмет каталлактики. Она просто должна подчеркнуть, что это проблема определения прав собственности, и с отменой патентов и авторского права авторы и изобретатели в большинстве своем будут производителями внешней экономии.

Привилегии и квазипривилегии

Ограничения, которые законы и институты налагают на свободу выбора и действия, не всегда настолько неодолимы, что при определенных условиях их нельзя превозмочь. Некоторым любимчикам может быть даровано освобождение от обязательств, связывающих остальных людей, в виде исключительной привилегии либо самим законом, либо административным решением властей, уполномоченных вводить законы в действие. Кое-кто может быть достаточно дерзок, чтобы игнорировать законы, невзирая на бдительность властей; их дерзкое нахальство обеспечивает им квазипривилегии.

Закон, который никто не выполняет, является недействующим. Закон, писанный не для всех или которому не все повинуются, может обеспечить тем, кто под него не подпадает то ли на основании самого закона, то ли благодаря своей наглости, возможность получения дифференциальной ренты или монопольного дохода.

Для определения рыночных явлений не имеет значения, является ли это изъятие законной или незаконной квазипривилегией. Не имеет также значения, являются ли издержки, если таковые существуют, понесенные привилегированными индивидами для обретения привилегии или квазипривилегии, законными (например, плата за лицензию) или незаконными (например, взятки коррумпированным чиновникам). Если запрет на импорт смягчен ввозом определенного количества, то цены определяются ввезенным количеством и специфическими издержками, понесенными в процессе приобретения и использования привилегии или квазипривилегии. Но тот факт, был ли импорт законным (например, лицензия, выдаваемая узкому кругу привилегированных людей при системе количественных ограничений торговли) или незаконной контрабандой, не оказывает влияния на структуру цен.

Theme by Danetsoft and Danang Probo Sayekti inspired by Maksimer