Положение государств на рынке никоим образом не отличается от положения других субъектов, участвующих в обращении товаров. Подобно им государство заключает сделки, при которых меновые отношения товаров подчиняются общим законам образования цен. Благодаря своему публично-правовому главенству, государство приобретает право принудительно взимать в свою пользу с граждан определенные взносы, во всех же других отношениях оно включается, подобно всякому хозяйствующему субъекту в организм общественного товарообмена. В роли покупателя и продавца государство вынуждено приспособляться к положению рынка. Если оно желает изменить какие-нибудь установившиеся на нем меновые отношения, то достигнуть этого оно может опять-таки лишь с помощью средств самого рынка. Оно должно тогда воздействовать на факторы, влияющие на образование цен. Благодаря обилию средств, которые образовались вне рынка и которыми оно может во всякую минуту воспользоваться, это удается ему обыкновенно легче, чем какому-нибудь другому хозяйствующему субъекту. Никто не может с большей легкостью, чем государство, осуществить более или менее полную монополию, и среди социальных факторов, которые определяют организацию производства, оно занимает первое место. Самые сильные потрясения рынка исходят от него, ибо оно может чисто революционным образом воздействовать на предложение и спрос, но само оно подлежит законам рынка и не в силах нарушить процесса образования цен. никакой приказ государства не может изменить меновых отношений в пределах индивидуалистического хозяйственного строя без изменения факторов, определяющих эти отношения.
Короли и республики постоянно упускали это из виду. Эдикт Диоклетиана de pretiis rerum venalium, средневековые постановления о ценах, максимум французской революции — таковы наиболее известные примеры неудачных попыток принудительного вмешательства в меновые отношения. Все эти попытки терпели крушение не потому, что их юридическое значение ограничивалось в пространственном отношении пределами территории государства и что они оставляли без внимания международный рынок. Было бы ошибкой допустить, что в изолированном государстве подобные постановления могли бы достигнуть желанного результата. Причиной их неудачи была не географическая, а функциональная ограниченность государства. Лишь в социалистическом государстве в рамках объединенной организации производства и распределения они могли бы достигнуть своей цели. Теперь же, когда регулирование производства и распределения предоставлено отдельным индивидам, они должны остаться безрезультатными.
Благодаря этому становится неприемлемым понимание денег, как создания правопорядка и государства. ни одно явление рынка не оправдывает его. Приписывать государству способность диктовать законы товарного обращения — это значит не считаться с основными принципами общественной организации нашего времени.
Если при обмене обе стороны немедленно исполняют действия, к которым они обязались, и в одном и том же акте передают друг другу деньги и товар, то, вообще говоря, не возникает никакого повода для вмешательства судебного авторитета государства. Но если наличные блага обмениваются на будущие, то возможен такой случай, что один из участников станет медлить с исполнением лежащей на нем обязанности, несмотря на то, что другой выполнил все условия договора. Для разрешения возникшей таким образом коллизии необходимо обратиться к авторитету судьи. Если дело идет о покупке в кредит или о ссуде — достаточно указать на эти важнейшие случаи — судья должен решить, каким образом может быть погашен долг, выраженный в деньгах. При этом его задача заключается, между прочим, в том, чтобы интерпретируя волю обоих участников, установить, что именно в меновых отношениях понимают под деньгами. С точки зрения правопорядка деньги представляют собой не всеобщее средство обмена (средство погашения, освобождения от обязательства). Но деньги сделались платежным средством лишь благодаря тому, что они были орудием обмена. И только потому, что они представляют собой средства обмена, правопорядок признает их способными погашать и такие обязательства, которые не выражены в деньгах, но выполнение которых по тем или другим причинам, согласно буквальному тексту договора, оказывается невозможным.
Из того, что деньги рассматриваются правопорядком только с точки зрения погашения текущих обязательств, вытекают многие важные последствия для юридического определения их. Правопорядок понимает под деньгами не всеобщее средство обмена, но законное платежное средство. Законодательство или юриспруденция вовсе не должны считать своей задачей определение экономического понятия денег. при установлении того, каким образом могут быть полностью погашены денежные обязательства, нет никаких оснований быть слишком уж осторожным. На рынке существует обыкновение выдавать и принимать вместо денег, в качестве суррогатов (заместителей) их, различные денежные требования, подлежащие уплате в определенные сроки. Если бы закон не санкционировал достоинства признаваемых рынком денежных суррогатов (заместителей денег), то тем самым он открыл бы доступ всякого рода придиркам. Это противоречило бы принципу malitiis non est indulgendum. Впрочем, даже и по техническим причинам нельзя было бы обойтись без разменной монеты. Пока банкноты приравниваются на рынке деньгам, признание за ними законной платежной силы (Англия 1833 (3 William IV c. 98) Германия, закон от 1 июня 1909 г. Art. 3) нисколько не нарушает интересов кредиторов и других лиц, которым адресуются платежи.
Но государство может сообщить платежные свойства и другим объектам. Какие угодно предметы могут быть объявлены законом средствами платежа и соответственное постановление будет обязательно для судьи и для подчиненных ему исполнительных органов. Но то, что какой-нибудь вещи присваивается принудительный курс, не делает ее еще деньгами в экономическом смысле. Данное благо может сделаться всеобщим платежным средством только благодаря тому, что им обычно пользуются при товарообмене; лишь самостоятельная оценка участников обмена определяет рыночные отношения. Возможно, что рынок признает те объекты, которым государство присвоило платежную силу, и станет ими пользоваться как деньгами, но это не обязательно: они могут быть и отвергнуты.
Если государство объявляет какой-нибудь объект законным платежным средством по отношению к текущим обязательствам, то возможны три случая. Во-первых платежное средство может быть идентично с тем меновым благом, которое стороны имели в виду при заключении своего договора, или же совпадать с ним в ценности в момент погашения; так, например, государство может объявить золото законным платежным средством для выраженных уже в золоте обязательств или же объявить в период, когда меновое отношение золота и серебра равно 1 : 15,5, что всякое обязательство, выраженное в золоте, может быть погашено в 15 с половиной раз большим количеством серебра. Такого рода постановление содержит в себе только юридическую формулировку предполагаемого содержания договора; с хозяйственно-политической точки зрения оно нейтрально. Другое дело, если государство объявляет платежным средством объект, меновая ценность которого больше или меньше той, которая должна быть по условию передана для погашения обязательства. Первый случай не имеет места на практике; относительно второго могут быть приведены многочисленные исторические примеры. С точки зрения гражданского правопорядка, высшим принципом которого является защита приобретенных прав, подобное поведение государства ни в каком случае не может быть одобрено; оно может быть иногда оправдано лишь по социально-политическим или фискальным основаниям. Во всяком случае тут речь может идти не об исполнении обязательств, а лишь о полной или частичной отмене их. Если бумажные знаки, рыночная ценность которых равна лишь половине обозначенной на них денежной суммы, объявляются законным платежным средством, то это по существу равносильно тому, что закон освобождает должника от половины его обязательств.
Постановление государства, сообщающее какой-нибудь вещи характер законного платежного средства, имеет силу только по отношению к тем денежным обязательствам, которые были заключены до его опубликования. Свободный же текущий оборот может остаться или при своем прежнем средстве обмена или создать себе новое орудие его. В таком случае он стремится превратить его, поскольку закон признает свободу распоряжения за участниками меновой сделки, в standard of deferred payments, чтобы, по крайней мере, на будущее время лишить значения норму, присваивающую абсолютную силу погашения государственному платежному средству. Когда биметаллическая партия настолько усилилась в Германии, что приходилось считаться с возможностью осуществления ею рискованных экспериментов, то в долгосрочных долговых обязательствах появились специальные оговорки об уплате золотом. Если государство не желает сделать невозможным какое бы то ни было кредитное обращение, то оно должно признать силу за такого рода специальными долговыми определениями и обязать суды наблюдать за их выполнением. Точно также вынуждено государство признать деньгами принятое рынком средство обмена, когда оно само принимает участие в обращении в качестве хозяйствующего субъекта, покупает или продает, занимает или ссужает деньги, производит платежи или принимает их. Следовательно, правовая норма, которая сообщает определенным объектам неограниченную платежную силу, имеет значение только при уплате старых долгов, по отношению же к будущему она сохраняет свою силу лишь в том случае, если само обращение возведет эти объекты в роль общеупотребительного средства обмена.
Деятельность государства в области денежного устройства ограничивалась первоначально изготовлением монет. Доставлять слитки по возможности однообразной формы, веса и пробы, накладывать на них штемпель, который нелегко подделать, но по которому всякий без труда может определить, что монета выпущена государством — все это было и теперь является первой задачей монетного управления. На этой основе с течением времени для государства создалась в области денежного устройства значительно более широкая возможность воздействия на рынок.
Прогресс монетной техники совершался очень медленно. Первоначально штемпель монеты свидетельствовал, вероятно, только о доброкачественности материала, а может быть также и о пробе его, вес же определялся особо в каждом отдельном акте обмена; впрочем, на основании тех данных, которые у нас пока имеются, эта стадия развития может быть характеризована лишь гипотетически; скорее всего, развитие не совершалось повсюду одинаково. Позднее стали различать определенные сорта монет (Munzsorten), причем считали, что в пределах каждого из них отдельные монеты могут замещать друг друга. На этой основе сложилась, наконец, система параллельной валюты (Parallelwahrung). При ней существуют одна подле другой две монетные системы: золотые и серебряные деньги. Внутри каждой системы монеты образуют единое целое: они стоят в определенных весовых отношениях друг к другу, и государство предоставляет им, согласно этим отношениям, образовать систему. При этом государство лишь утверждает постепенно сложившееся обыкновение рынка принимать одну вместо другой, согласно определенному масштабу, монеты, отчеканенные из одинакового металла, но различных сортов. При таком характере денежного обращения воздействие государства невелико. Государство ограничивалось чеканкой монет для нужд товарообмена. В качестве хозяина монетного дела оно доставляло в одной форме металлические куски одного веса и пробы, снабженные штемпелем, по которому каждый легко мог узнать, из чего изготовлена монета и сколько именно металла она в себе содержит. В качестве законодателя государство присваивала этим монетам законную платежную силу, в роли же судьи оно заботилось о соблюдении соответственных законов. Но оно не остановилось на этом. Уже почти два столетия, как влияние государства на денежное обращение все возрастает. Впрочем, необходимо оговориться, что и в настоящее время государство еще не настолько могущественно, чтобы по своему произволу превратить какой-нибудь объект в общеупотребительное орудие обмена, в деньги. И в настоящее время лишь обычное употребление данного блага участвующими в обращении индивидами превращает его в орудие обмена. Но зато стало значительнее влияние, которое государство могло бы оказать в этой области и которое оно фактически оказывает. Влияние это возросло, во-первых, потому, что увеличилось значение государства, как участвующего в обращении хозяйствующего субъекта, ибо роль государства, как покупателя и продавца, работодателя и получателя налогов, стала несравненно значительнее, чем в предшествующие столетия. И тут нет ничего удивительного, ничего такого, что следовало бы оттенить. Вполне понятно, что хозяйствующий субъект производит те большее влияние на выбор денег, чем значительнее его участие в рыночном обороте, и нет никакого основания допускать, будто дело должно обстоять иначе в отношении к определенному хозяйствующему субъекту, к государству. Однако, сверх того, государство оказывает в настоящее время особенное влияние на выбор денег, которое нельзя объяснить его рыночными функциями, а лишь его публично-правовым положением как хозяина монетного дела, и его способностью изменять природу обращающихся денежных суррогатов (заместителей денег).
Влияние государства на валюту выводят обыкновенно из его авторитарного положения как законодателя и судьи. Благодаря закону, который принудительным образом изменяет содержание текущих долговых отношений, государство получает возможность оказывать решающее влияние на выбор употребляемых народным хозяйством денег. Эта точка зрения находит себе самого крайнего выразителя в лице Кнаппа, лишь немногие немецкие писатели вполне свободны от нее. Мы можем указать хотя бы на Гельффериха. Что касается возникновения денег, то он еще считает возможным допустить, что функция общепринятого орудия обмена развилась у них сама собой и что лишь впоследствии они стали выполнять и платежные функции. Перейдя же к современному хозяйственному строю, он нисколько не сомневается в том, что в одних государствах определенные виды денег, в других же целая система их вообще лишь потому стали деньгами и функционируют в качестве орудия обмена, что долговые обязательства могут и должны быть погашены именно этими определенными объектами. Едва ли можно согласиться с такого рода рассуждениями; они совершенно неправильно понимают значение воздействия государства на денежное устройство. Тем, что государство объявит какой-нибудь объект пригодным в юридическом смысле для погашения выраженных в деньгах обязательств, оно нисколько не помешает участниками обмена выбирать наиболее общепринятые орудия обращения. История денежных валют показывает нам, что государства, которые стремились провести те или другие валютные мероприятия, прибегали постоянно к другим средствам для того, чтобы достигнуть благоприятных результатов. Законодательное установление определенного расчетного отношения для погашения обязательств, которые возникли еще при господстве прежних денежных знаков, является только одним из второстепенных мероприятий, которое получает свой смысл лишь благодаря тому, что валюта уже была изменена с помощью других средств. Постановление, согласно которому всякого рода платежи государству и субсидиарно выплачиваемые деньгами обязательства в будущем могут погашаться лишь новыми денежными знаками, представляет лишь одно из следствий перехода к новой валюте; оно является выполнимым лишь при том условии, что новый вид денег сделался уже общеупотребительным средством обмена. Валютно-политические мероприятия никогда не могут ограничиваться законодательными предписаниями и изменениями правовых норм, касающихся содержания долговых сделок и общественных платежей; они базируются на административной практике государства и предполагают выпуск соответственного количества монет и обязательств, подлежащих погашению по предъявлении и могущих заменить звонкую монету. При этом недостаточно, чтобы реформа была лишь словесно выражена в протоколах законодательных собраний и в циркулярах, она должна быть проведена на практике, как бы ни были подчас велики финансовые жертвы. Государство, которое намерено заставить своих граждан перейти от одной металлической валюты к другой, не может довольствоваться тем, что оно выразит это намерение соответствующими законодательными нормами, оно должно реально заменить употребительные прежде деньги новыми. То же самое имеет место и при переходе от кредитной валюты к металлической. Ни один государственный человек, который ставил себе когда-либо соответственную задачу, ни на минуту не колебался на этот счет. Не установление переходной расчетной нормы и не антиципация налогов, а доставление рынку требуемого количества новых денег и извлечение из оборота старых являются решающими шагами.
На отдельных исторических примерах это может быть еще ближе уяснено. В частности, вся тщетность попыток управлять валютой путем законодательных предписаний наглядно доказывается неудачей законов о двойственной валюте. Государство надеялось, что ему удастся в этой области разрешить крупную задачу. В течение тысячелетий люди употребляли золото и серебро, одно наравне с другим, в качестве вещественных денег; но придерживаться этого обычая становилось все труднее, так как параллельная валюта при одновременном употреблении в качестве денег обоих металлов была связана с убытками. Так как нельзя было ожидать, что в процессе взаимодействия участвующих в обращении индивидов это неудобство само собой устранится, то государство и решилось вмешаться. Оно надеялось на то, что ему одним ударом удастся распутать узлы этой проблемы; подобно тому, как прежде оно объявляло, что долги, подлежащие погашению талерами, могли быть выплачены двойным или четверным количеством монеты с достоинством вдвое или вчетверо меньшим, так и теперь оно установило твердое расчетное отношение между обоими благородными металлами. Долги, которые должны были быть погашены серебром, могли быть погашены также 1:15,5 весовым количеством золота. Таким путем надеялись легко разрешить проблему, не предчувствуя даже всех тех трудностей, которые она в себе заключала. Вышло, конечно, иначе. В результате законодательного уравнения неравных по ценности монет наступили те явления, которые именуются законом Грэшема. При всякого рода срочных платежах стали пользоваться лишь теми деньгами, которые закон оценивал выше, чем рынок; если же закон принимал в качестве нормы паритета установившееся в известный момент рыночное отношение, то описанные последствия наступали лишь несколько позднее, а именно при ближайшем изменении цен на благородные металлы. Процесс этот был совершенно неотвратим, если только рыночное отношение металлов начинало уклоняться от законодательного. Таким образом, параллельная валюта превращалась не в двойственную, как это имел в виду законодатель, а в альтернативную валюту.
Тем самым в каждый данный момент между обоими видами денег фактически производился выбор. Выбор этот производился, конечно, не государством, напротив того, оно совсем не имело в виду оказывать предпочтение одному какому-нибудь металлу, скорее оно желало, чтобы оба они употреблялись в обращении в качестве денег. Узаконенная норма, установившая обоюдную заместимость золота и серебра и тем самым переоценившая или недооценившая один из этих металлов сравнительно с рынком, создавала неодинаковые условия для употребления каждого из этих видов денег. В результате один метал вытеснял другой. Таким образом, ясно обнаружилось, что не государство, а вся масса участвующих в обращении индивидов может превратить данное благо в общеупотребительное орудие обмена, в деньги.
Но чего государство не может сделать в роли законодателя, того оно может достигнуть, конечно, в известных границах, в качестве хозяина монетного дела. Именно в качестве последнего государство и заменило альтернативную валюту устойчивым монометаллизмом. Это было произведено различными способами. переход осуществился более просто и не так бросался в глаза там, где во время господства одного из двух металлов, поочередно менявших друг друга, государство исключало возможность возврата к другому металлу, отменив относительно него право свободной чеканки. Еще проще сложились отношения в тех странах, где один из металлов достиг преобладания в обращении еще до того, как современное государство решилось приступить к урегулированию валютного права, так что закону пришлось лишь санкционировать уже укоренившееся положение вещей. Несравненно труднее была задача государства там, где оно хотело заставить рынок заменить употреблявшийся уже в качестве денег металл другим. В этом случае государство должно было доставить рынку требуемое количество новых металлических денег, передать их хозяйствующим субъектам в обмен на старые, полученное же таким образом огромное количество последних превратить в разменную монету или продать для индустриальных надобностей или для чеканки за границу. Хрестоматийным примером перехода от одной металлической валюты к другой может послужить реформа денежной системы после объединения Германии. Известны те трудности, которые представились при этом и которые удалось преодолеть лишь с помощью французской контрибуции; они были двоякого рода: нужно было доставить рынку золото и вытеснить из него серебро. Когда реформа валюты в принципе была уже решена, пришлось взяться за решение именно этой проблемы. переход к золотой валюте совершился именно таким путем, что государство предложило отдельным гражданам в обмен на серебряные монеты и замещающие их требования золото и выраженные в нем новые бумажные знаки, изменение же частно- и публично-правовых норм было лишь сопровождающим явлением. Таким же образом совершилась реформа валюты в Австро-Венгрии, России и др. странах, которые в новейшее время реформировали свое денежное устройство. И тут проблема заключалась исключительно в том, чтобы добыть требуемое количество золота и предоставить его для будущего употребления хозяйствующим субъектам в обмен на средства обращения (fiduciary media), которыми пользовались прежде. Процесс этот значительно упрощался, главное же — требовалось значительно меньше золота для изменения валюты в том случае, когда прежние денежные знаки целиком или отчасти оставлялись в обращении, изменяли лишь коренным образом их экономическое значение, превратив их в простые требования, подлежащие во всякое время обмену на новые металлические деньги. С внешней стороны это придавало реформе иной вид, сущность же ее оставалась той же. Нельзя, конечно, отрицать, что государства прибегали именно к этим валютно-политическим мероприятиям по той причине, что они затруднялись достать требуемое количество золота.
Переоценку валютно-политического значения распоряжений, к которым государство прибегает в роли законодателя, следует приписать только поверхностному рассмотрению процессов, совершающихся обычно при переходе от металлических денег к кредитным. По общему правилу, переход этот совершался таким образом, что государство приравнивало металлическим деньгам долговые знаки, не подлежащие погашению в какое угодно время. при этом вовсе не имели в виду изменить валюту и металлические деньги заменить кредитными. В несравненно большем числе случаев государство желало подобными мероприятиями достигнуть лишь определенных финансовых выгод. оно хотело созданием кредитных денег увеличить запас имеющихся у него средств обращения (fiduciary media). То, что при осуществлении этих планов меновая ценность выпущенных денежных знаков понижалась, это, конечно, совсем не было для него желательно. Именно желание предотвратить это понижение ценности, освободиться от действия закона Грэшема и заставило государство предпринимать изменение валюты. Утверждение, что приостановка платежей звонкой монетой, т.е. отмена постоянной разменности нот, имела когда-либо целью способствовать переходу к кредитной валюте, совершенно не согласуется с фактами. результат этот возникал постоянно против воли государства, а не по его желанию.
Мы уже отметили выше, что только рынок может превратить меновое благо в общеупотребительное орудие обмена. Не государство, но вся масса участвующих в рыночном обороте субъектов создает деньги. Поэтому приказ государства сообщающий какому-нибудь благу общую способность погашать обязательства, не делает еще его деньгами. Создать кредитные деньги государство может лишь таким путем, что оно превращает в такие деньги предметы, которые уже обращались на рынке в качестве надежных долговых требований, т.е. в качестве денежных суррогатов (заместителей денег). Этого оно достигает, уничтожая их основное свойство постоянной вымениваемости на звонкую монету. Если бы государство поступило иначе, рынку, без сомнения, нетрудно было бы отразить натиск государственных кредитных денег. Во всяком случае до сих пор никогда не удавалось ввести непосредственно в обращение кредитные деньги, которые бы не циркулировали прежде в качестве денежных суррогатов (заместителей денег).
Таковы пределы постоянно преувеличивающегося влияния государства на деньги. Государство может в качестве хозяина монетного дела, опираясь на стоящую за ним силу, изменить характер денежных суррогатов (заместителей денег) и превратить их в неразменные денежные знаки, оно может, далее, пользуясь своими финансовыми ресурсами, побудить рынок при известных условиях отказаться от прежнего орудия обмена и принять новый. Но это все.
- Войдите, чтобы оставлять комментарии