Сегодня кажется, что именно либералы находятся в смятении, а консервативный политический ярлык - на подъеме с такими его нынешними модными словечками, как «экономика предложения», «плоская шкала подоходного налога», «сбалансированные бюджеты» и «постоянные государственные доходы». Как так получилось, что политический ярлык с такими выгодными коннотациями претерпел такую драматическую потерю популярности? Сегодня модное слово – это не «либерал», а «консерватор» или «либертарианец». Маятник, очевидно, качнулся в другую сторону, но почему? Захват Рузвельтом либерального ярлыка прошел успешно, но победа оказалась бесплодной. Почему?
Во-первых, символом слишком часто злоупотребляли. В той степени, в которой росла его ширина, уменьшалась глубина его воздействия. Как инфлируемая и обесценивающаяся валюта, либеральный ярлык потерял большую часть своей силы, когда стал использоваться при обсуждении таких разных вопросов, как законы о минимальной заработной плате, правительственное финансирование абортов и отмена запрета марихуаны.
Во-вторых, философия Рузвельта по сути победила. Как несколько лет назад заметил исполнительный директор ассоциации «Американцы за демократию», «большое число людей сейчас довольно апатичны – экономические вопросы теперь не волнуют их так, как волновали 20 или 30 лет назад». Сегодняшними актуальными вопросами являются не благотворительная помощь, тяжелые условия труда, неоплачиваемые отпуска или сверхдоходы. Теперь фокус сместился на бюрократию, раздутое правительство, зарегулированность и высокие налоги. Либерализм стал одной из жертв собственного успеха, когда сместились социальные интересы [317].
В статье, зловеще озаглавленной «Обновите либерализм, иначе он так и останется реликтом 60х», молодой сенатор от Массачусетса Пол Е. Цонгас в целом соглашается с приведенной выше оценкой:
«Либералы должны разработать новый подход к мобилизации нового поколения. Средний молодой американец принимает как должное социальные возможности, за которые другим приходилось бороться. Молодые граждане никогда не испытывали злоупотреблений и несправедливости, которые сплотили старшее поколение либералов. Они никогда не чувствовали социального возмущения и гнева, которые питали либеральное движение. Они не читали о голодных бедняках; они читали о злоупотреблениях в социальной программе. Они не росли при спокойной, постоянно растущей экономике; они видели снижающуюся производительность, рекордные ставки процента и доминирование зарубежных производителей в торговле всем: от сырого масла до высокотехнологичных машин. Они, может быть, вспомнят об американской военной авантюре во Вьетнаме, но каждый день они читают о советском вторжении в Афганистан.» [318]
Сенатор Цонгас широко известен как либерал, история его голосования свидетельствует о его приверженности либеральному государству. Однако он сдвигает ярлыки. Вначале он называл свои политические взгляды «новым либерализмом». Затем он назвал их «гуманистическим реализмом». Затем обратился к «сострадательному реализму». Важным здесь является то, что многие предлагаемые термины призваны заменить старый либеральный ярлык [319].
Свидетельства общей победы программы либеральной политики Рузвельта, обнаруживаются во множестве опросов, которые показывают, что многие люди, считающие себя консерваторами, тем не менее, выступают за правительственное финансирование абортов, федеральные программы медицинского страхования, пособия по безработице и государственное регулирование вопросов безработицы [320]. В 1964 году – году массированного поражения Барри Голдуотера на выборах – только 30 процентов избирателей называли себя «умеренно консервативными» или «весьма консервативными». К 1978 году в эту категорию помещали себя 42 процента избирателей [321]. Тем не менее, хотя число людей, относивших себя к консерваторам увеличилось, значимость различий в экономических взглядах тех, кто считал себя либералами и консерваторами, существенно уменьшилась. К примеру, около 90 процентов назвавших себя либералами были согласны с тем, что правительство должно помогать людям получать медицинскую помощь по низкой цене. Но и 80 процентов тех, кто считал себя консерваторами, тоже были с этим согласны. Около 80 процентов либералов и 70 процентов консерваторов соглашались с тем, что правительство обязано следить за тем, чтобы все, кто хотят работать могли получить работу [322]. Только по некоторым социальным вопросам обнаружились значимые различия: около 65 процентов самопровозглашенных консерваторов, но только 45 процентов либералов были согласны с тем, что правительство должно запретить марихуану в случае, если будет доказано, что это вещество вредно для здоровья. Спорные вопросы прошлого теперь стали трюизмами, а традиционный либерализм стал жертвой собственного успеха [323].
В-третьих, фокус внимания общества сместился с либерального символа просто потому, что фокус смещается постоянно. Поток человеческой истории не всегда идет по нарастающей. Как заметил историк Роберт МакЭлвин, политическая история страны состоит из периодов либеральных реформ, прерываемых тем, что он называл «консервативными передышками» [324]. Когда фокус внимания сместился с «Войны с бедностью» Линдона Джонсона на борьбу за сбалансированный бюджет, появилась необходимость изменить арсенал политических символов, для того чтобы охватить эту значительно отличающуюся политическую проблему.
Человеческая жизнь, похоже, развивается циклически – двадцать четыре часа в сутках, семь дней в неделе, четыре времени года, двенадцать месяцев года. Экономика имеет циклы бумов и депрессий, инфляций и рецессий.
И политика также имеет свои циклы. После ажиотажа вокруг прогрессистов – Тедди Рузвельта и Вудро Вильсона – пришло спокойствие Кулриджа и Хардинга. Новый Курс Рузвельта и Трумэна предшествовал спокойным годам Эйзенхауэра. После эры, которую мы теперь ностальгически вспоминаем как «золотые пятидесятые» пришла элегантность Джона Фицджеральда Кеннеди и его «Камелота». Затем пришло время «Великого общества» и безоговорочная победа президента Линдона Джонсона, над республиканским лидером, приверженцем традиций, гордым консерватором Барри Голдуотером. Голдуотер безоговорочно поддерживал консервативный имидж и Джонсон вместе вымазал его грязью. Казалось, что либерализм достигнет новых вершин. И он действительно их достиг, но следующее движение было откатом вниз.
Ужасы Вьетнамской войны вскоре затмили успехи «Великого общества» и принесли либерализму дурную славу. Хорошо известные либералы, такие как Губерт Хамфри и Линдон Джонсон поддержали войну. Даже когда другие либералы, к примеру, Роберт Кеннеди и Юджин МакКарти протестовали против нее, они все равно привносили в либеральный символ плохие коннотации, так как некоторые современники обвиняли их в отсутствии патриотизма. В результате, старания либералов предотвратить эскалацию конфликта рассматривались многими как попытки заставить Америку воевать со связанными руками.
Вьетнамская война продолжилась при Ричарде Никсоне. Вице-президент Спиро Т. Эгню понимал важность слов и поэтому потратил немало сил на то, чтобы связать термины «либеральный» и «радикальный». Второй срок Никсона не только продолжил войну, но и принес отставку Эгню из-за обвинений в коррупции; он также был ознаменован Уотергейтом – американской драмой, которую сенатор Сэм Эрвин впоследствии назвал более трагичной, чем Гражданская Война, поскольку Гражданская Война сопровождалась актами героизма, славой и храбростью с обеих сторон, а Уотергейт не продемонстрировал ничего, что бы могло его оправдать.
После отставки Никсона под угрозой импичмента наша страна впервые назначила президента и вице-президента. Президент Джеральд Форд унаследовал беспрецедентную инфляцию, рецессию и дефицит энергоресурсов. Пришедший вслед за Фордом Джимми Картер добавил к этой тройке еще и кризис с заложниками в Иране. Это была зима недовольства.
А затем пришел Великий Переговорщик. Как и Барри Голдуотер, Рональд Рейган не боялся называть себя консерватором. Но в отличие от него, Рейган не тратил время на усилия по упразднению Управления ресурсами бассейна реки Теннеси. Вместо того чтобы вновь переигрывать проигранные сражения Нового Курса, Рейган при борьбе за свою новую консервативную программу, включающую урезание налогов в духе Кеннеди, беззастенчиво цитировал Рузвельта.
Этот «неизбежный циклический ритм развития нашей политики», как говорит Артур М. Шлезингер-младший [325], отражается в нашей нынешней моде на ярлыки. Тот факт, что ярлык «консерватор» сейчас более моден – это яркое свидетельство того, что избрание и убедительное переизбрание президента Рейгана не является только его персональной победой, но отражает возможные фундаментальные сдвиги в политических пристрастиях. Республиканцы, такие как конгрессмен Джек Кемп и Демократы, среди которых сенатор Пол Цонгас говорили о такой перестройке и последние опросы дают некоторые подтверждения такой точке зрения [326].
Циклический ритм также отражается в изменении пристрастий журнала «Новая Республика». Когда в 1984 году «Новой Республике» исполнилось 70 лет, президент Рейган послал журналу поздравления, а Джейн Киркпатрик и Генри Киссинджер к ним присоединились. Многие известные либералы, среди которых Фрэнк Манкевич, бывший руководитель избирательной кампании Джорджа МакГовена, признают, что «Новая Республика» «некоторое время была консервативной, но теперь возвращается к реальности». И республиканский конгрессмен Джек Кемп соглашается: «Нет сомнений, что "Новая Республика" движется, мы бы сказали, в правильном направлении». Либеральный колумнист Николас фон Хоффман оплакивает тот факт, что «это общество не имеет правого крыла – кроме как в баскетболе. Крайне тяжело идти против ветра – даже в "Новой Республике"» [327].
Итак, важность либерального символа снизилась из-за злоупотребления словом, из-за того, что достижения либеральной политики стали трюизмом и она пала жертвой собственного успеха, а также из-за естественного циклического ритма современной политики. Таким образом, сила либерального символа значительно снизилась. Однако данью мощности либерального символа стало то, что «новые правые», призывая под свои знамена консерваторов, часто называют себя «либертарианцами». И левые и правые считают своими корнями этот символ. И даже теперь либеральный символ иногда вызывает споры по поводу своей принадлежности.
- Войдите, чтобы оставлять комментарии