1. Термин «планирование»
Очевидно, что в нашу эпоху международного разделения труда, с одной стороны, и государственного регулирования экономики — с другой, неограниченный суверенитет каждой из стран должен вести к экономическому национализму и тем самым к конфликту. Никто не рискует отрицать несовместимость экономического национализма и мирного существования. Поэтому все проекты установления более удовлетворительного положения дел в мире включают предложения о прекращении постоянной вражды, сопутствующей экономическому национализму, налаживании тем или иным способом международного сотрудничества. Самые популярные из подобных предложений именуют Всемирным, или Международным, планированием. Планирование стала панацеей наших дней. Люди убеждены, что оно может справиться со всеми проблемами как внешней, так и внутренней политики. Престиж словечка «планирование» столь велик, что любое его упоминание воспринимается как готовое решение всех экономических проблем.
Когда речь идет о внутренних делах, планирование используется как синоним социализма. Иногда планированием называют только немецкую модель социализма, Zwangswirtschaft, а сам термин «социализм» применяют для обозначения исключительно русской модели. В любом случае, планирование всегда означает составление планов органами правительства и исполнение этих планов по приказам правительства, действенность которых обеспечивается органами правопорядка. Планирование — это противоположность свободного предпринимательства и частной собственности на средства производства. Планирование и капитализм совершенно несовместимы. В плановой системе производство осуществляется по приказам правительства, а не по решению капиталистических предпринимателей, желающих получить прибыль за наилучшее удовлетворение нужд потребителей.
Планирование и свободное предпринимательство примирить нельзя. Компромисс между этими двумя методами невозможен. Там, где решения о том, что и как производить, принимают сами предприятия, существует капитализм, а там, где эти решения принимают государственные органы, — социализм. Во втором случае всевозможные фирмы уже не являются капиталистическими предприятиями; они становятся подчиненными звеньями в цепи государственного управления и обязаны выполнять приказы вышестоящих инстанций. Бывший предприниматель превращается в директора предприятия наподобие Betriebsführer в нацистской Германии.
Некоторым предпринимателям нравится идея планирования в рамках отраслевых объединений. Это означает замену свободного предпринимательства и конкуренции на систему принудительного картелирования. То есть капитализм устраняется, а на его месте воцаряется предпринимательский синдикализм, что-то вроде модели средневековой гильдейской системы. Это не социализм, а всеобъемлющая монополия со всеми ее негативными последствиями. Производство сократится, а на пути технического прогресса возникнут серьезные препятствия. Свобода предпринимательства исчезнет, а уже существующие фирмы займут привилегированные позиции, огражденные от конкуренции со стороны эффективных новичков. Это будет означать частичный отказ государства от собственных полномочий в пользу небольшой группы богатых людей.
В области международных отношений всемирное планирование иногда обозначает всемирный социализм с единым мировым правительством. Однако чаще имеется в виду замена независимого интервенционизма отдельных национальных правительств скоординированной интервенционистской политикой с участием всех или многих правительств. Нам придется рассмотреть обе концепции.
Но прежде, чем начать экономический анализ соответствующих проблем, имеет смысл сделать несколько замечаний о психологических корнях популярности идеи планирования.
2. Комплекс диктатора
Человек рождается существом асоциальным и даже антисоциальным. Новорожденный — дикарь. Его природа — эгоизм. Только опыт жизни и воспитание родителями, братьями, сестрами, товарищами по играм, а позднее и другими людьми, вынуждают его признать преимущества общественного сотрудничества и соответствующим образом скорректировать свое поведение. Таким образом, дикарь обращается к цивилизации, становится гражданином. Из своего опыта он узнает, что его воля не всемогуща, что он должен приспосабливаться к другим и сообразовывать свои действия с окружением, что цели и действия других людей — это реальность, которую приходится учитывать.
Невротик лишен способности адаптироваться к окружающему миру. Он асоциален; он не в состоянии приноровиться к реальности. Но, нравится это ему или нет, реальность — штука упрямая. Невротик не в силах подавить волю и действия других и отделаться от окружающей действительности. Поэтому он уходит в мечты. Слабый человек, которому недостает сил жить в ладу с действительностью, погружается в мечты о диктатуре и о подчиняющем всех могуществе. В мечтах он попадает в мир, где все зависит только от его воли; здесь приказывает он один, а все остальные — повинуются. В этом раю происходит лишь то, что пожелает он. Все вокруг здраво и разумно, т.е. соответствует его вкусам и желаниям, и разумно с позиций его разума.
В этих тайных мечтах невротик присваивает себе роль диктатора, он — Цезарь. Обращаясь к согражданам, ему приходится быть скромнее. Он воображает диктатуру кого-то другого. Но этот диктатор служит только его заместителем и наемным исполнителем; он действует так, как велит ему невротик. Мечтатель, который пренебрежет этим благоразумным ограничением и предложит на роль диктатора себя, рискует, что его сочтут сумасшедшим и будут относиться соответственно. Это психическое заболевание психиатры называют манией величия.
Сторонник диктатуры всегда имеет в виду цели, которые бы он лично одобрил. Тот, кто защищает диктатуру, всегда требует неограниченных полномочий для своей собственной воли, хотя и реализуемой через посредника, личного секретаря. Ему нужен диктатор, созданный по его образу и подобию.
Теперь у нас есть возможность разобраться в причинах популярности планирования. Все, что делает человек, должно быть спланировано, все остальное — лишь реализация планов. В этом смысле вся экономическая деятельность подразумевает планирование. Но те, кто ругает анархию производства и призывает к плановой экономике, жаждут лишить всех остальных людей возможности планировать. Лишь одна воля должна иметь право желать, один-единственный план должен выполняться, а именно план, который одобряет невротик, разумный план, единственный план. Все препятствия должны быть устранены, полномочия всех остальных должны быть прекращены, ничто не должно мешать бедному невротику переустраивать мир согласно своим прихотям. Все средства хороши, если подкрепляют притязания мечтателя на трон.
Единодушие, с которым наши современники одобряют планирование, — всего лишь видимость. Планы сторонников планирования расходятся. Они согласны лишь в отрицании планов всех остальных.
Многие популярные заблуждения относительно социализма объясняются ошибочным представлением, что все поклонники социализма проповедуют одну и ту же систему. Наоборот, каждый социалист стремится к собственному социализму, а не к чьему-то еще. Он оспаривает право других социалистов называть себя социалистами. В глазах Сталина меньшевики и троцкисты — не социалисты, а предатели. И наоборот. Марксисты называют нацистов защитниками капитализма; нацисты называют марксистов защитниками еврейского капитала. Когда человек говорит о социализме или планировании, он всегда имеет в виду собственную разновидность социализма и свой собственный план. Так что на деле планирование вовсе не означает готовности к мирному сотрудничеству. Оно означает конфликт.
3. Мировое правительство
Создание наднационального мирового правительства — это старая идея пацифистов.
Однако для поддержания мира такое мировое правительство не требуется, если повсеместно царят демократия и нестесненная рыночная экономика. В условиях свободного капитализма и свободной торговли для защиты мира не нужны никакие особые меры предосторожности и никакие международные организации. Когда нет дискриминации против иностранцев, когда каждый волен жить и работать, где нравится, нет никаких причин воевать.
Можно согласиться с социалистами, что то же относится к социалистическому всемирному государству, при условии, что его правители не будут осуществлять дискриминацию против каких бы то ни было рас, языковых групп или религий. Но если, напротив, дискриминация осуществляется, ничто не помешает разразиться войне, если те, кто считает свои права ущемленными, сочтут себя достаточно сильными для устранения дискриминации.
Всякие разговоры о создании мирового правительства, которое предотвращало бы вооруженные конфликты с помощью наднациональных полицейских сил бессмысленны, если привилегированные группы или нации не захотят отказаться от своих привилегий. А при сохранении привилегии всемирное государство будет лишь господством привилегированных наций над второсортными. Демократическое содружество свободных народов невозможно при осуществлении любой дискриминации, направленной против больших групп людей.
Мировой парламент, выбранный всеобщим и равным голосованием всех взрослых, никогда не согласится на сохранение миграционных и торговых барьеров. Нелепо предполагать, что народы Азии потерпят сохранение иммиграционных законов Австралии и Новой Зеландии, или что преимущественно промышленные страны Европы согласятся с политикой протекционизма в странах, производящих сырье и продукты питания.
Пусть никого не обманывает, что в отдельных странах есть меньшинства, успешно сохраняющие привилегии, выгодные только им и вредные для большинства народа. Мы уделили этому явлению достаточно внимания. Можно предположить, что запутанность проблемы экономических последствий протекционизма приведет умы международных законодателей в такое смущение, что представители тех, кто несет ущерб из-за торговых барьеров, временно снимут свои возражения. Это не очень вероятно, но возможно. Но совершенно определенно, что мировой парламент, в котором представители пострадавших из-за существования иммиграционных барьеров сформируют прочное большинство, не допустит длительного их сохранения. Таковы упрямые факты, которые делают иллюзорными амбициозные планы по созданию демократического мирового государства или всемирной федерации. При существующих условиях такого рода проекты — утопия.
Мы уже отметили, что сохранение иммиграционных барьеров против тоталитарных стран, ставящих своей целью мировое господство, вызвано требованиями военной и политической обороны. Было бы ошибкой утверждать, что в существующих условиях все виды иммиграционных барьеров выступают проявлением неправильно понимаемых эгоистических классовых интересов трудящихся. Однако, вопреки утверждениям широко распространенной в наше время марксистской доктрины империализма, капиталисты и предприниматели в качестве работодателей совсем не заинтересованы в существовании иммиграционных барьеров. Даже если согласиться с ложной посылкой, что прибыль и процент представляют собой удержанную предпринимателями и капиталистами часть продукта труда, которая по справедливости должна быть выплачена рабочим, все равно ни краткосрочные, ни долгосрочные интересы работодателей не требуют мер, повышающих ставки заработной платы внутри страны. Капиталу иммиграционные барьеры нужны в той же степени, что и Sozialpolitik, неизбежным следствием которой является протекционизм. Если бы, как утверждают марксисты, в мире господствовали эгоистические классовые интересы большого бизнеса, торговых барьеров не существовало бы. При наличии экономической свободы внутри страны владельцы наиболее эффективных заводов не заинтересованы в таможенной защите. Они не стали бы требовать установления импортных пошлин, если б им не нужно было компенсировать рост издержек, порождаемый прорабочей политикой.
До тех пор пока существуют миграционные барьеры, будут сохраняться более высокие ставки заработной платы в странах, имеющих более благоприятные для производства природные условия — как, скажем, в США — по сравнению с другими странами, менее щедро одаренными природой. До тех пор пока сохраняются препятствия для миграции рабочих, тенденция к выравниванию ставок заработной платы действовать не будет. В условиях свободы торговли и сохранения миграционных барьеров в Соединенных Штатах будут развиваться преимущественно те отрасли, в которых заработная плата составляет относительно небольшую часть производственных издержек. А те отрасли, где доля расходов на заработную плату велика (швейная промышленность, например), будут сворачиваться. Вызванное этим увеличение импорта не повредит ни бизнесу, ни занятости. Все будет компенсировано увеличением экспорта товаров, которые в этой стране могут производиться с наибольшим преимуществом. В результате повысится уровень жизни как в Америке, так и за рубежом. И если некоторым предприятиям свобода торговли может быть опасной, то для страны в целом и большей части промышленности никакой угрозы нет. Главный аргумент, выдвигаемый в пользу американского протекционизма, а именно, что защита нужна для поддержания высокого уровня жизни населения, целиком и полностью ложен. Уровень заработной платы в Америке защищен иммиграционным законодательством.
Тактика профсоюзов и трудовое законодательство ведут к фиксации ставок заработной платы выше уровня, который обеспечивается законами, ограничивающими иммиграцию. Но создаваемые такими методами социальные выгоды иллюзорны. В отсутствие импортных пошлин деятельность профсоюзов и трудовое законодательство привели бы либо к падению заработной платы, либо к безработице, потому что конкурентоспособность отечественной промышленности снижается и сбыт продукции, соответственно, сокращается. А при наличии импортных пошлин результатом оказывается рост цен на те товары, которые нуждаются в защите из-за роста производственных издержек внутри страны. Это вредит интересам рабочих в роли потребителей.
Инвесторы не страдают, если отечественной промышленности отказывается в таможенной защите. Они вольны инвестировать в тех странах, где условия обещают максимальную прибыль. Таможенная защита благоприятствует интересам только того капитала, который уже вложен в определенные отрасли производства.
Лучшим доказательством того, что большой бизнес не получает никаких преимуществ от таможенной защиты, является то, что крупнейшие фирмы осуществляют производство в разных странах. В наше время гиперпротекционизма именно это является характерной особенностью компаний, ведущих массовое производство[1]. Однако, для них (и одновременно для потребителей) было бы много выгоднее, если бы они имели возможность сконцентрировать все производство на заводах, расположенных там, где условия производства особенно благоприятны.
Полному использованию производительных сил препятствуют не капитал или капитализм, как утверждают марксисты, а политика сдерживания и реформирования капитализма, которую Маркс называл мелкобуржуазной. Одновременно та же политика порождает экономический национализм и провоцирует международные конфликты, приходящие на смену мирному сотрудничеству в условиях международного разделения труда.
4. Плановое производство
Более реалистичные проекты всемирного планирования не предполагают создания всемирного государства с мировым парламентом. Они предлагают международные соглашения и регулирование производства, внешней торговли, денежного обращения и кредита и, наконец, иностранных займов и инвестиций.
Сами авторы подобных проектов характеризуют их как меры по борьбе с бедностью и нуждой. Это описание звучит неопределенно. Любая экономическая политика имеет целью борьбу с бедностью. Режим laissez faire также направлен на устранение бедности. Но история и экономическая теория показали, что он был полезнее любой другой политики. Когда японцы попытались расширить экспорт, продавая товары по низким ценам, они также заботились о росте благосостояния японских народных масс. Если бы экономический национализм других стран их не остановил, они не только достигли бы поставленных целей, но одновременно повысили бы уровень жизни в странах-импортерах, граждане которых получили бы более дешевые товары.
Необходимо подчеркнуть, что здесь мы не рассматриваем планы международной благотворительности. Если бы некоторые страны решили помочь бедствующим массам беднейших стран с помощью бесплатного предоставления одежды и продовольствия, они избавили бы мир от множества страданий. Но такого рода действия вне пределов строго экономического анализа. Это разновидность потребления, а не их производства товаров.
Можно начать с анализа предложений о регулировании производства всевозможных товаров на основе межправительственных соглашений или по приказу созданных специального для этого международных властей.
На свободном рынке производство направляется и регулируется ценами. Товары производятся, когда можно получить прибыль, и не производятся, когда ожидаются одни убытки. Прибыльное производство расширяется, а убыточное свертывается. Производство неприбыльно, если отпускные цены не покрывают стоимость труда и материалов, необходимых для производства продукции. Таким образом, покупая или воздерживаясь от покупки, потребители определяют, сколько должно быть произведено в той или иной отрасли промышленности. Количество выращиваемой пшеницы определяется ценой, которую готовы платить за нее потребители. Расширение производства сверх этого будет означать, что факторы производства (труд и капитал), которые в соответствии со спросом потребителей нужны для производства других товаров, отвлечены на удовлетворение потребностей, которые потребители считают менее настоятельными. В условиях нестесненного капитализма господствует тенденция к установлению объемов производства всех товаров на том уровне, при котором предельный производитель или производители, т.е. те, кто работает в наименее благоприятных условиях, не получают ни прибылей, ни убытков.
При таких условиях нет никакой нужды в регулировании производства, если только правительство или международное агентство не осуществляет субсидирование убыточных производителей, чтобы компенсировать их потери. Но это скажется в соответствующем сокращении производства других товаров. Факторы производства будут изъяты из других отраслей для использования в субсидируемых производствах. Потребителям, которые в качестве налогоплательщиков предоставляют средства для субсидирования, придется ограничить свое потребление. Они получат меньше тех товаров, которых хотели бы иметь больше, за счет того, что у них появится возможность иметь больше того, в чем они меньше нуждаются. Вмешательство государства не согласуется с их личными потребностями. В конечном итоге, они не смогут сделать вывод, что оно содействовало улучшению их положения.
Государство не имеет возможности увеличить производство одного товара без соответствующего сокращения производства других товаров, которые более необходимы потребителям. Власти могут понизить цену на один товар, но только за счет повышения цен на все остальные.
Конечно, найдутся сотни миллионов людей, которые будут рады увеличить потребление пшеницы, сахара, резины или олова, если цены на все это понизятся. С понижением цен спрос на товары растет. Но никакое правительство не в состоянии сделать эти товары дешевле, не подняв одновременно цены на другие товары, скажем, на мясо, шерсть или бумагу. Общий рост производства может быть результатом только совершенствования техники, накопления дополнительного капитала и более эффективного использования всех факторов производства. Никакое планирование — национальное или международное — не в силах обеспечить снижение реального уровня цен и облегчить положение тех, для кого цены слишком высоки.
Но большинство сторонников международного планирования не имеют ни малейшего намерения сделать сырье и продовольствие более дешевыми. Напротив. На самом деле они имеют в виду рост цен и сокращение производства. Их привлекает экономическая политика, с помощью которой различные правительства — главным образом, в последние 20 лет — пытались ограничить производство и повысить цены на благо отдельных групп производителей и за счет потребителей. Правда, одни из этих схем просуществовали очень недолго, а другие оказались и вовсе неработоспособными. Но планировщики говорят, что все дело в технике исполнения. В этом суть всех проектов послевоенного экономического планирования — методы будут настолько совершенными, что в будущем все получится как надо.
Главная опасность в том, что если правительству трудно сделать товары более дешевыми, то сделать их более дорогими ему легко. Правительства имеют власть создавать монополии; они могут принудить потребителей платить монопольно высокие цены и активно используют имеющиеся возможности.
В сфере международных экономических отношений нет более катастрофической перспективы, чем реализация подобных планов. Они разделят страны на две группы — эксплуатируемых и эксплуататоров; первые будут ограничивать производство и поддерживать монопольные цены, а вторым придется покупать товары по монопольным ценам. В результате возникнут неразрешимые конфликты интересов и, как неизбежное следствие, новые войны.
В оправдание этих проектов их защитники указывают на крайне неудовлетворительные условия, в которых находятся производители сырья и продовольствия. В этих отраслях, настаивают они, имеет место перепроизводство, и цены настолько низки, что производители теряют деньги. Цель этих планов, говорят они, восстановить прибыльность производства.
Следует признать, что в этих отраслях производство часто оказывается неприбыльным. Тенденция к автаркии мешает промышленным странам сбывать свою продукцию за рубежом, а потому им приходится ограничивать собственное потребление сырья и продовольствия. Значит, производство сырья и продовольствия необходимо сократить; убыточные производители должны уйти из бизнеса. Им, конечно, придется нелегко, но винить они могут лишь собственных политиков, установивших режим гиперпротекционизма. Чтобы увеличить сбыт кофе и заставить цены повыситься на немонополизированном рынке, нужно покупать больше промышленных товаров в тех странах, в которых потребление кофе возрастет при соответствующем увеличении собственного экспорта. Но группы давления такое решение не устраивает, поскольку они предпочитают работать с монопольными ценами. Они хотели бы заменить свободный рынок всякого рода монополистическими схемами. На нестесненном рынке сокращение производства сырья и материалов, неизбежное в силу протекционистской политики стран-производителей, будет происходить автоматически — в результате устранения убыточных производителей, не способных получать прибыль при рыночных ценах на их продукцию. Но правительствам нужны монопольные цены, а потому они добиваются гораздо большего ограничения производства.
Часто говорят, что в современных условиях механизм капиталистического рынка больше не работает. Утверждается, что в наши дни убыточные производители не прекращают производство; в результате цены падают до такого уровня, что ни один производитель не может получать прибыль. Вот потому-то и необходимо вмешательство государства.
Факт соответствует действительности, но его истолкование и конечные выводы полностью ошибочны. Убыточные производители не прекращают производства, поскольку уверены, что государство вмешается, и их бизнес вновь станет прибыльным. Избыточное производство ведет к перенасыщению рынка, так что цены уже не покрывают издержки и всех остальных производителей. В этом, как и во многих других случаях, негативные результаты прежнего вмешательства государства используются как аргумент в пользу дальнейшего вмешательства. Из-за ограничения импорта падают экспортные продажи; как следствие снижаются экспортные цены; и тогда появляются требования мер, способных повысить цены.
Обратимся еще раз к американскому сельскому хозяйству. С самых ранних колониальных времен происходило постоянное перемещение земледелия с менее плодородных почв на более плодородные. Всегда существовали убыточные фермы, которые приходилось забрасывать, потому они не выдерживали конкуренции с фермерами, дававшими более дешевую продукцию. Но с введением Нового курса дело приняло новый оборот. Государство вмешалось с целью защитить убыточных фермеров. Все фермеры должны пропорционально снизить производство. Государство затеяло огромный проект, направленный на ограничение производства, повышение цен и субсидирование фермеров. Пытаясь помочь убыточным фермерам, оно ущемляет интересы каждого покупателя хлопка и продуктов питания, каждого налогоплательщика. Государство залезло в карман каждому, чтобы сделать щедрый подарок отдельным группам. Это поделило нацию на два конфликтующих класса — на небольшую группу тех, кто получает дары, и на подавляющее большинство остальных, которые их оплачивают. Таков неизбежный итог интервенционизма. Государство может дать одной группе лишь то, что берет у другой.
Порождаемые такой политикой внутренние конфликты достаточно серьезны. Но в сфере международных отношений они несравненно разрушительнее. Монопольные цены на продукты питания и сырье вполне оправдывают недовольство «неимущих».
Таковы перспективы международного или мирового планирования в сфере производства сырья и продовольствия. Трудно придумать проект, который обладал бы еще большей способностью порождать конфликты и войны.
5. Торговые договоры
В эпоху laissez faire торговые договоры имели целью постепенное устранение торговых барьеров и всех других мер дискриминации против иностранцев[127]. В те дни непременной составляющей таких договоров был пункт о режиме наибольшего благоприятствования.
Потом началось движение вспять. С подъемом интервенционизма импорт стал рассматриваться как угроза экономическому процветанию. Дискриминация против иностранцев стала восприниматься как хорошая мера повышения благосостояния страны. Смысл торговых договоров радикально изменился. На переговорах стороны теперь стремились перехитрить друг друга. В новых условиях ценность договора определялась его способностью препятствовать экспорту других стран и продвигать собственный экспорт. Режим наибольшего благоприятствования уступил место враждебной дискриминации.
В долгосрочной перспективе протекционизм не может быть «умеренным». Если люди воспринимают импорт как ущерб, они не остановятся, пока не дойдут до автаркии. К чему терпеть зло, если есть возможность избавиться от него? Протекционизм не мог не выродиться в систему квот, лицензий и валютного контроля. Конечная цель внешнеторговой политики почти всех стран — не допустить импорта. Это означает автаркию.
Не стоит возлагать особые надежды на чисто технические изменения методов ведения международных переговоров по вопросам внешней торговли. Если Атлантида решила не допускать в страну ткани, произведенные за границей, не имеет значения, будут ли ее делегаты вести переговоры с делегатами Туле напрямую или в рамках международной конференции, в которой будут участвовать и другие страны. Если Атлантида готова впустить в страну ограниченное — квотированное — количество тканей из Туле только потому, что хотела бы продать ей соответствующую квоту пшеницы, вряд ли она пойдет на то, чтобы часть этой квоты распределить среди других стран. Если на Атлантиду окажут давление, чтобы та изменила импортное регулирование и допускала бы в страну большие количества тканей, она может прибегнуть к другим интервенционистским приемам. Когда государство регулирует экономическую жизнь, у него есть бесчисленное множество способов затруднить импорт. Они могут оказаться сложнее в исполнении, но при этом будут не менее эффективны, чем тарифы, квоты или полное запрещение импорта.
В существующих условиях международная конференция по планированию внешней торговли будет представлять собой собрание делегатов от государств, приверженных идеям гиперпротекционизма. Ошибочно предположение, что такой орган сможет каким-либо образом способствовать развитию внешней торговли.
Некоторые склонны верить, что хотя всеобщая свобода торговли и охватывающая весь мира система разделения труда совершенно неуместны, но с соседними странами неплохо иметь отношения более тесного экономического сотрудничества. При этом пытаются доказать, что при создании регионального экономического блока их экономики смогут дополнять друг друга. Эта доктрина, впервые разработанная немецкими националистами, ошибочна.
Соседние страны, как правило, характеризуются сходными природными условиями производства, особенно сельскохозяйственного. Более вероятно, что их экономики будут не дополнять друг друга, а конкурировать друг с другом на мировом рынке. Таможенный союз между Испанией и Португалией, или между Болгарией и Югославией, или между Германией и Бельгией мало что даст. Региональные проблемы не слишком важны для внешней торговли. Свобода торговли между Испанией и Португалией не улучшит ситуацию с экспортом испанских или португальских вин. То же самое относится к продукции машиностроения в Германии и Бельгии или к сельскохозяйственной продукции в Болгарии и Югославии.
6. Планирование в кредитно-денежной сфере
Золотой стандарт был международным стандартом. Он обеспечивал стабильность валютных курсов и представлял собой необходимое следствие режима свободы торговли и международного разделения труда. Поэтому все сторонники этатизма и радикального протекционизма изо всех сил старались его опорочить и требовали его отмены. Им удалось победить.
Даже в лучшие дни либерализма правительства не оставляли попыток создать механизм легких денег. Общественное мнение не готово понять, что процент — явление рыночное и никакое правительство не в силах его ликвидировать. Все люди больше ценят буханку хлеба, которую можно съесть сегодня, по сравнению с той, которую можно будет получить через 10 или 100 лет. И пока это так, в любой экономической деятельности придется учитывать это обстоятельство. Даже в социалистическом государстве с этим придется считаться.
В рыночной экономике величина процента тяготеет к величине разницы между оценкой будущих и наличных благ. Правда, эмитируя дополнительные бумажные деньги или создавая условия для расширения банковского кредита, правительства на короткое время могут понизить ставку процента. Действуя таким образом, они могут стимулировать искусственный бум и создать видимость процветания. Но рано или поздно такой бум неизбежно заканчивается кризисом и депрессией.
Золотой стандарт сводил на нет все проекты государства в области легких денег. Проводить политику кредитной экспансии и при этом поддерживать золотой паритет, жестко зафиксированный законом, невозможно. Государству приходилось выбирать между золотым стандартом и политикой кредитной экспансии, в долгосрочной перспективе ведущей к катастрофе. Никакого крушения золотого стандарта не было. Во всех странах золотой стандарт был разрушен государством. Золотой стандарт столь же несовместим с этатизмом, как и принцип свободы торговли. Правительства отказывались от золотого стандарта, потому что хотели поднять внутренние цены и ставки заработной платы выше уровня мирового рынка, и потому что намеревались стимулировать экспорт и сдерживать импорт. В их глазах стабильность обменного курса валют была не благом, а недостатком[2].
Если страна захочет вернуться к золотому стандарту, для этого ей не понадобятся никакие международные соглашения или международное планирование. Любая страна — бедная или богатая, могучая или немощная — может в любой момент восстановить золотой стандарт. Требуется лишь одно условие — отказ от политики дешевого кредита и от девальваций как метода борьбы с импортом.
Вопрос не в том, следует ли возвращаться к некогда существовавшему золотому паритету, от которого давно уже отказались. Такое решение, естественно, означало бы дефляцию. Но в силах любого правительства стабилизировать обменный курс между своей национальной валютой и золотом и в дальнейшем поддерживать его неизменность. Если не будет возврата к политике кредитной экспансии и инфляции, механизм золотого стандарта или золотовалютного стандарта опять заработает.
Однако правительства всех стран не намерены отказываться от политики инфляции и кредитной экспансии. Все они продали свои души дьяволу легких денег. Для любого правительства огромное утешение знать, что в любую минуту можешь осчастливить своих подданных дешевыми деньгами. Ведь тогда общественное мнение свяжет возникший бум с нынешним правителем. Неизбежный спад придет потом и ляжет на его преемников. Это типичная политика après nous le déluge[128]. Лорд Кейнс, проповедник этой политики, говорит: «В долгосрочной перспективе мы все мертвы»[3]. К сожалению, почти все мы еще какое-то время будем живы. И мы обречены десятилетиями расплачиваться за продолжавшуюся несколько лет оргию легких денег.
Инфляция по природе своей антидемократична. Демократический контроль — это бюджетный контроль. У правительства есть лишь один источник доходов — налоги. Без согласия парламента любое налогообложение незаконно. Но если у правительства есть другие источники дохода, оно может освободиться от парламентского контроля.
Когда война неизбежна, подлинно демократическое правительство обязано сказать стране правду: «Мы вынуждены воевать за нашу независимость. Бремя военных расходов ляжет на вас, сограждане. Вам придется платить более высокие налоги и, соответственно, сократить потребление». Но если правящая партия не хочет рисковать своей популярностью из-за высоких налогов, она прибегнет к инфляции.
Прошло то время, когда большинство людей, облеченных властью, считали стабильность обменного курса валюты преимуществом. Девальвация национальной валюты стала регулярным средством ограничения импорта и конфискации иностранного капитала. Это один из методов экономического национализма. Сегодня мало кто мечтает о стабильном обменном курсе для своей страны. Всем кажется, что его стране приходится бороться с торговыми барьерами, возведенными другими странами, и все более масштабными девальвациями иностранных валют. Как же можно рискнуть пойти на разрушение собственных торговых стен?
Некоторые защитники новой международной валюты верят, что золото непригодно для этой роли именно потому, что сдерживает кредитную экспансию. Их идея — это всемирные бумажные деньги, эмитируемые международными властями или международным эмиссионным банком. Каждая отдельная страна будет обязана поддерживать паритет своей национальной валюты с мировой валютой. Только мировое правительство будет иметь право осуществлять дополнительные эмиссии бумажных денег или разрешать мировому банку проводить политику кредитной экспансии. Таким образом, удастся обеспечить стабильность обменных курсов между различными местными валютами, сохранив при этом предполагаемые выгоды инфляции и кредитной экспансии.
Однако в этих планах не учитывается следующий принципиальный момент. В каждом случае инфляции или кредитной экспансии есть две группы: тех, кто выигрывает, и тех, кто проигрывает. Кредиторы — проигрывают: их убытки и составляют прибыль должников. Но это еще не все. Самое зловещее свойство инфляции есть следствие того факта, что вызываемый ею рост цен и ставок заработной платы неравномерен для разных видов товаров и труда. Одни группы цен и заработной платы растут быстрее и до более высокого уровня, чем другие. Пока темпы инфляции растут, некоторые выгадывают от более высоких цен на продаваемые ими товары и услуги, в то время как цены на покупаемые ими товары и услуги еще стабильны или не выросли столь же сильно. Эти люди выгадывают, потому что им повезло с позицией. Для них инфляция — это хороший бизнес. Их выгоды образуются из потерь других групп населения. Потери выпадают на долю тех, кто продает товары и услуги, цены которых еще и не начинали расти, либо выросли не в той степени, как цены на то, что они покупают для собственного потребления. Два великих философа, Давид Юм и Джон Стюарт Милль, пытались сконструировать схему инфляционных изменений, в которой бы рост цен и заработной платы происходил одновременно и равномерно для всех товаров и услуг. У обоих ничего не получилось. Современная теория денег неопровержимо продемонстрировала, что такая неравномерность и неодновременность неизбежно сопутствуют любым изменениям количества денег и кредита[4].
В условиях системы всемирной инфляции или всемирной кредитной экспансии каждая страна будет стремиться к тому, чтобы оказаться в числе выигрывающих, а не проигрывающих. Каждая будет требовать как можно больше дополнительных бумажных денег или кредита для себя. Поскольку устранить отмеченные выше различия невозможно и найти справедливый принцип распределения не удастся, неизбежно возникновение конфликтов, улаживать которые мы не умеем. Густонаселенные бедные страны Азии, например, будут требовать распределения новых денег пропорционально численности населения, но такая процедура приведет к тому, что цены на производимое ими сырье будут расти быстрее, чем на покупаемые ими промышленные товары. Богатые страны будут требовать распределения пропорционально национальному доходу или товарообороту или чему-то в этом роде. Согласие в этом вопросе недостижимо.
7. Планирование международных займов и инвестиций
Наиболее поразительны предложения по организации международного планирования иностранных займов и инвестиций. Цель предложений — справедливое распределение имеющегося капитала.
Представим себе, что американские капиталисты собрались предоставить заем правительству Венесуэлы или инвестировать в добычу чилийской меди. Что здесь может сделать международный орган? Очевидно, что он не сможет заставить американских капиталистов изменить свои планы и ссудить деньги не Венесуэле, а Китаю, или инвестировать их не в чилийские рудники, а в персидские железные дороги.
По каким-то своим соображениям американское правительство может пожелать субсидировать строительство автомобильных дорог в Мексике. Неужели международная власть прикажет ему вместо этого просубсидировать греческие текстильные фабрики?
Экономический национализм разрушил международный рынок капитала, как и все другие отрасли экономического интернационализма. Поскольку инвестиции и кредиты — это не благотворительность, а бизнес, капиталисты потеряли интерес к вложению средств за рубежом. Потребуется много сил и времени, чтобы восстановить международный рынок денег и капитала. Вмешательство международных властей здесь ничему не поможет, а, скорее, затормозит восстановление.
Как правило, профсоюзы враждебно относятся к экспорту капитала, потому что хотят как можно выше поднять предельную производительность труда в отечественной промышленности. Многие правительства установили общее эмбарго на экспорт капитала; для операций по международному кредитованию и вложению капитала нужны особые правительственные лицензии. Маловероятно, что сразу после войны в этом деле все в мгновение ока переменится.
Бедные страны сделали все возможное для развала международного рынка капитала. Причинив иностранным капиталистам и предпринимателям максимальный ущерб, какой только могли, они теперь жаждут новых вливаний иностранного капитала. Но сегодня они встречают только отказ. Капиталисты стороной обходят ненадежных заемщиков, а профсоюзы не хотят, чтобы капитал эмигрировал.
[1] Например, американские автомобилестроители, крупные нефтяные компании, производители маргарина и мыла. Американские автомобилестроители не выступают в защиту протекционизма. В Германии Ассоциация машиностроительных компаний была единственной организацией, которая (вплоть до 1933 г.) имела мужество открыто бороться против протекционистских программ националистических партий.
[2] В этом смысл развитой лордом Кейнсом идеи кредитно-денежной политики. Кейнсианцы страстно защищают нестабильность обменного курса валют.
[3] Лорд Кейнс написал это не в качестве рекомендации краткосрочной политики, а в порядке критики ряда неадекватных методов и утверждений теории денег (Keynes, Monetary Reform, New York, 1924, p. 88). Однако эта фраза наилучшим образом характеризует экономическую политику, рекомендуемую самим лордом Кейнсом и его школой.
[4] См.: Mises, Theory of Money and Credit (New York, 1934), pp. 137—145; Idem. Nationalökonomie (Geneva, 1940), pp. 375—378. [См. также: Мизес. Человеческая деятельность. Социум, 2005. С. 389—392.]
- Войдите, чтобы оставлять комментарии