В 1996 г., через пять лет после того, как Казахстан откололся от разрушающегося Советского Союза, президент Казахстана Нурсултан Назарбаев поставил перед своими советниками задачу написать проект новой конституции. Эта конституция получила всеобщее одобрение на всенародном референдуме. Первая статья конституции провозглашала:
1. Республика Казахстан утверждает себя демократическим, светским, правовым и социальным государством, высшими ценностями которого являются человек, его жизнь, права и свободы.
2. Основополагающими принципами деятельности Республики являются: общественное согласие и политическая стабильность, экономическое развитие на благо всего народа, казахстанский патриотизм, решение наиболее важных вопросов государственной жизни демократическими методами, включая голосование на республиканском референдуме или при выборах в Парламент (Конституция Республики Казахстан 2006:3).
Это безусловное утверждение принципов «общественного согласия и политической стабильности» вызывает у нас образ решительного и неусыпного правителя, а не высокомерного диктатора. Конституция прямо называет Казахстан демократической республикой. Но сторонние наблюдатели подвергают сомнению такие притязания Казахстана. Находящаяся в Нью-Йорке неправительственная организация «Фридом Хаус», проводящая ежегодно мониторинг развития демо¬кратических свобод (по странам), оценивает уровень политических прав и гражданских свобод от 1 (высокая степень) до 7 (низкая) (Gastil 1991). В Списке 1-1 сведены вместе все критерии «Фридом Хауса». Они включают широкий круг гражданских прав и свобод: от институционализированной оппозиции до личной свободы. В 2005 г., в докладе «Фридом Хауса», Казахстану была присвоена оценка 6 (очень низкая) по политическим правам и 5 (почти такая же низкая) по гражданским свободам. Страна была названа «не свободной». Вот что говорилось об этом в докладе:
«После выборов в законодательный орган власти в сентябре 2004г., в парламенте по-прежнему представлены в основном политические партии, лояльные президенту Нурсултану Назарбаеву, которые ме ждународными наблюдателями характеризуются как не отвечающие основным требованиям для отнесения их к демократическим. От оппозиции был избран лишь один депутат, который, впрочем, отказался занять свое место в парламенте в знак протеста против фальсификации результатов выборов. Тем временем в связи с уходом в отставку высоких должностных лиц встал вопрос о внутренней борьбе и разногласиях в правительстве Назарбаева» («Фридом Хаус», Казахстан 2005:2).
Хотя участие Казахстана в международной экономике и междуна¬родной политике удерживает президента Нурсултана Назарбаева от то¬го, чтобы превратиться в вульгарного диктатора (вроде его соседей в Центральной Азии) (Schatz 2006), он тем не менее безжалостно манипулирует правительством в своих интересах. В декабре 2005 года Назар¬баев вновь побеждает на выборах с фантастическим результатом (91% голосов) и остается президентом на следующий шестилетний срок. Вся¬кий раз, когда мы видим, что кандидат побеждает на выборах — и в особенности на перевыборах — с результатом выше 75%, мы должны предположить, что выборы были фиктивными.
Первый секретарь ЦК Коммунистической партии Казахстана при советской власти, Назарбаев стал президентом Республики Казахстан, когда страна получила независимость в 1991 г. С этого времени он укрепил свою единоличную власть и семейный контроль над громадными ресурсами страны от газа до запасов нефти. По мере того, как богатела его клика, остальная страна беднела (Olcott 2002, глава 6). Назарбаев не терпел никакой серьезной оппозиции ни со стороны прессы, ни со стороны гражданских объединений или политических партий. Потенциальных соперников он регулярно отправлял в тюрьму по обвинению в коррупции, превыше¬нии власти или аморальном поведении. Говорят, что государство прибега¬ло даже к услугам бандитов, которые часто нападали и убивали политиков-диссидентов и журналистов. (Становится понятным, почему Назарбаев победил с великолепным результатом на референдуме 1996 г.)
Все это продолжалось до 2006 г. В феврале этого года хорошо организованная банда убила казахского лидера оппозиции Алтынбека Сар-сенбаева и его шофера-охранника. Скоро обнаружилось, что пять чле¬нов элитного спецподразделения КНБ (наследника советского КГБ) по¬хитили Сарсенбаева, а бывший сотрудник этого подразделения его убил. Руководитель аппарата сената Казахстана признался в организа¬ции похищения и убийства, но оппозиционные группы назвали его все¬го лишь козлом отпущения для еще более высоких властных структур. Орас Жандосов, соратник Сарсенбаева по широкому оппозиционному движению «За справедливый Казахстан» (ЗСК) объявил невозможным, чтобы высокое лицо из сената действовало по собственной инициативе. Вот что писал об этом журнал «Экономист»:
«Вместо этого ЗСК полагает, что убийство было совершено по рас-поряжению старших правительственных чиновников, и призывает министерство внутренних дел расширить свое расследование. Необ¬ходимо допросить других общественных деятелей, включая стар¬шую дочь президента Даригу Назарбаеву, депутата, вступившую в правовой спор с г-ном Сарсенбаевым, и ее мужа, Рахата Алиева, ко¬торый является первым заместителем министра иностранных дел. Г-н Алиев назвал эти обвинения отвратительной ложью». (Economist 2006:40).
Многие в Казахстане считают, что Назарбаев прочит себе в преем¬ники зятя и медиа магната Алиева (поскольку в 2006 году было установлено окончание президентского срока Назарбаева в 2012 году, когда ему исполнится 71 год.) После того как ЗСК организовал массовую не¬санкционированную демонстрацию в казахской столице 26 февраля, протестуя против бездействия правительства в расследовании убийства Сарсенбаева, суд приговорил 11 ведущих членов ЗСК к тюремным срокам. Так что, несмотря на высокопарные заявления, Казахстан не может быть признан демократическим государством ни в каком, даже строго ограниченном смысле этого слова.
Таблица 1-1. Список политических прав и гражданских свобод по оценке «Фридом Хауса» (Karatnycky 2000: 583-585)
1. Избирается ли глава государства и (или) глава правительства либо другой носитель высшей власти путем свободных и честных выборов?
2. Избирается ли законодательная власть путем свободных и честных выборов?
3. Являются ли честными избирательные законы, равны ли избира¬тельные возможности, честно ли проводится голосование, честно ли подсчитываются голоса?
4. В состоянии ли избиратели наделить свободно избранных предста¬вителей реальной властью?
5. Имеют ли люди право по своему усмотрению организовываться в различные политические партии или другие политические группы, способные состязаться друг с другом, допускает ли система приход этих групп к власти и отстранение их от власти?
Существует ли значительное число избирателей, находящихся в оп позиции, фактически оппозиционная власть, и существует ли реаль¬ная возможность оппозиции увеличить число своих сторонников или прийти к власти через выборы?
7. Свободен ли выбор, который делают люди, от давления со стороны военных, со стороны иностранных государств, со стороны тотали¬тарных партий, религиозных иерархий, экономических олигархий либо других групп, обладающих определенным могуществом?
8. Имеют ли культурные, этнические, религиозные и другие меньшинства разумные возможности для самоопределения, самоуправления, автономии или участия через неформальный консенсус в процессе принятия решений?
9. (Выборочно.) Если режим в стране — традиционная монархия, исключающая существование партий и выборов, обеспечивает ли эта система консультации с народом, поощряет ли она обсуждение политических вопросов и допускает ли она право подачи петиций правителю?
10.(Выборочно.) Пытается ли правительство или оккупационнаявласть страны изменить этнический состав страны или территорию, чтобы разрушить существующую культуру или нарушить соотношение политических сил в пользу другой группы?
Гражданские свободы
1. Существует ли свобода собраний, демонстраций и открытого общественного обсуждения?
2. Существует ли свобода политических и квазиполитических организаций (включая политические партии, организации граждан, группы, созданные для решения частных и сиюминутных вопросов, и т.д.)?
3. Существуют ли свободные профсоюзы и союзы крестьян или их эквиваленты? Существует ли возможность эффективно и коллективно торговаться с работодателями? Существуют ли свободные профессиональные организации и вообще частные союзы?
4. Существует ли независимый суд?
5. Правит ли закон в гражданских и уголовных делах? Распространяется ли закон одинаково на все население? Находится ли полиция под прямым контролем граждан?
6. Существует ли защита от полицейского террора, неоправданного за¬ключения под стражу, ссылки, от пыток, защита, осуществляемая как группами, поддерживающими правительство, так и оппозиционными? Существует ли свобода от войны и мятежей?
7. Существует ли свобода от крайностей безразличия правительства или коррупции?
8. Существует ли свободная и открытая частная дискуссия?
9. Существует ли автономия личности? Контролирует ли государство путешествия, выбор места жительства или выбор работы? Существу¬ет ли свобода от идеологической обработки со стороны государства, от чрезмерной зависимости от него?
10. Имеют ли граждане право владеть собственностью и создавать частный бизнес? Существует ли неправомерное влияние на частный бизнес со стороны правительственных чиновников, органов безопасности или организованной преступности?
11. Существуют ли социальные свободы личности, включая равенство полов, свободу выбора супруга, свободу определять количество детей?
12. Существует ли равенство возможностей, включая свободу от экономической эксплуатации и зависимости от землевладельцев (лендлордов), нанимателей, лидеров профсоюзов, бюрократов или других препятствий к участию в законном распределении экономической прибыли?
Если мы посмотрим на Ямайку, то увидим решительный контраст с Казахстаном. Законодательное собрание Ямайки приняло конституцию, одобренную Соединенным Королевством, незадолго до того, как страна стала независимой в 1962 г. В отличие от громогласных первых строк конституции Казахстана, конституция Ямайки начинается с правовых определений, а также с определения действий по переходу от положения колонии к независимому государству. И лишь в главе III — Основные права и свободы — в конституции заходит речь о демократии. Вот что сказано в конституции Ямайки:
«Если каждый человек на Ямайке имеет право на основные права и свободы личности, независимо от его расы, национальности, политических убеждений, цвета кожи, вероисповедания или пола, то он должен также уважать права и свободы других лиц и общественные интересы всех и каждого, а именно: (а) право на жизнь, свободу, личную безопасность, право владеть собственностью и право на охрану законом; (б) право на свободу совести, слова, мирных собраний и органи¬заций; (в) уважение его личной и семейной жизни» (Конституция Ямайки 2006:18).
В следующих разделах конституции содержатся те же характерные черты, что и во многих других демократических режимах мира: сильный парламент; исполнительная власть, ответственная перед парламентом; состязательные выборы и независимая судебная власть. Даже будучи британской колонией, Ямайка была примером демократии в малом масштабе (Sheller 2000). И до сих пор Ямайка выделяется из общего числа парламентарных демократий (хотя она напоминает и другие бывшие британские колонии) тем, что высшая исполнительная власть там формально принадлежит генерал-губернатору, назначаемому бри¬танской короной и ее представляющему. На бумаге же Ямайка выглядит более или менее демократичной.
И здесь «Фридом Хаус» высказывает некоторые сомнения. Правда, что доклад о Ямайке (основанный на данных за предшествующий год) констатирует: «Граждане Ямайки имеют возможность демократически сменить правительство» («Фридом Хаус», Ямайка 2005:2). Такая возможность обеспечивает оценку этой страны 2 (довольно высокая) по политическим правам и 3 (достаточно высокая) по гражданским свободам, так что и вся страна названа «свободной». Но доклад приводит эти оценки с показателем вниз (вниз направленная стрелка) и начинает описание достижений предыдущего года следующим образом:
«Ямайка по-прежнему страдает от разгула преступности, высокого уровня безработицы и отсутствия инвестиций в социальное развитие в указанном году. Правительство не сумело в полной мере распространить власть закона в отношении своих полицейских сил, о чем свидетельствует тот факт, что за пять лет не удалось привлечь к суду офицеров, обвиненных во внесудебных расправах, хотя на Ямайке самый высокий в мире показатель числа убийств полицейскими на душу населения. Между тем главная оппозиционная партия страны полностью разрушена непрекращающейся борьбой за преемство». («Фридом Хаус, Ямайка» 2005:1).
Далее в докладе упоминаются: обман избирателей, повсеместное насилие над женщинами, преследование полицией гомосексуалистов, групп по политическим интересам. Местная преступность подпитывается тем, что Ямайка является важным пунктом транзита кокаина на пути в Соединенные Штаты (см. так же Amnesty International 2001, Human Rights Watch 2004). Бизнес Ямайки страдает от широкого распространения рэкета и преступлений против собственности. Обзор ООН от 2002 г. обращает внимание на то, что из 400 фирм на Ямайке две трети стали жертвами по крайней мере одного преступления про¬тив собственности в 2001 г. Мелкие фирмы чаще, чем крупные, страдают от вымогательства, обмана, грабежа, бандитских нападений и поджогов (World Bank 2004: 89-90). Так что если считать Ямайку демократией, то, конечно, демократией, у которой много проблем.
Как же нам следует ответить на вопрос, являются ли Казахстан, Ямайка или другие страны демократиями? Вопрос, представляющийся невинным, на самом деле оказывается очень серьезным. От решения этого вопроса зависит, каково будет политическое положение режима в мире, от этого зависит качество жизни людей, живущих при этих режимах, и понимание процесса демократизации.
1. Политический аспект. Не только «Фридом Хаус», но и все правители должны знать, имеют ли они дело с демократией или иными режимами. Им необходимо это знать, потому что за двести лет международной политики стало ясно, что демократические государ¬ства ведут себя иначе, чем остальные: иначе принимают на себя обязательства и отказываются от них, иначе ведут войну, иначе реаги¬руют на иностранную интервенцию. Эти отличия должны отражаться (и в действительности отражаются) на международных отноше¬ниях: на создании союзов, на том, кому и против кого воевать, какие страны получат иностранные инвестиции или большие средства в долг, и т.д.
2. Качество жизни. Демократия хороша и сама по себе, поскольку она дает населению власть коллективно определять собственную судьбу. В целом она охраняет простых людей и от тирании, и от беспорядков, которые преобладали при большинстве политических режимов. Причем по большей части демократия обеспечивает лучшие условия жизни, по крайней мере в том, что касается доступности образования, медицинского обслуживания и защиты закона.
3. Разъяснение. Демократизация происходит только при совершенно определенных социальных условиях, но она производит громадное воздействие на жизнь граждан. Как же нам определить демократию и объяснить ее воздействие на общественную жизнь? Если люди имеют неверное определение демократии и демократизации, то они тем самым наносят ущерб международным отношениям, затрудняют ее толкование и уменьшают шансы на лучшую жизнь.
Эта книга, к чтению которой вы приступаете, посвящена в большей степени второй и третьей проблемам, чем первой. И хотя здесь внимательно рассмотрены международные отношения, но в основном мы занимались описанием и объяснением того, как и почему вообще формируются демократии. Почему они иногда исчезают? Или, говоря обобщенно: что заставляет целые страны вступать на путь демократизации или дедемократизации? Принимая во внимание опыт всех стран мира и значительной части истории, книга представляет систематический анализ тех процессов, которые завершаются созданием более или менее демократических режимов. Используя обширный материал опыта человечества, мы стремились выявить и разъяснить различные формы и изменения в степени развития и характере демократий. Мы также задавались вопросом, как влияет степень развития демократии и ее характер на общественную жизнь. Мы относимся к де¬мократии серьезно.
Определения демократии
При серьезном подходе к демократии, мы должны знать, о чем мы говорим. Развивая в нашей работе точное определение демократии, мы имеем то преимущество, что можем описывать и объяснять варианты и изменения уровня развития и характера демократий.
Те, кто обращается к проблемам демократии и демократизации, выбирают (явно или неявно) одно из четырех видов определений: конституционная, сущностная, процедурная и ориентированная на процесс (Andrews and Chapman 1995, Collier and Levitsky 1997, Held 1996, Inkeles 1991, O'Donnell 1999, Ortega Ortiz 2001, Schmitter and Karl 1991).
Конституционный подход предполагает рассмотрение в основном действующих при данном режиме законов, относительно политической деятельности. Под этим углом зрения мы можем взглянуть на историю и установить различия между олигархиями, монархиями, республиками и некоторыми другими типами, сравнивая их законодательные установления. Внутри самих демократий мы можем провести различия между конституционной монархией, президентскими и парламентскими режимами, не говоря уже о таких вариантах, как федеральные структуры в противоположность унитарным структурам. Для больших исторических сравнений, конституционные критерии имеют большие преимущества, тем более что конституционные формы сравнительно легко различимы. Однако, как показывают нам примеры Казахстана и Ямайки, громадное несоответствие между заявленными принципами и реальной практикой жизни часто не позволяет доверять конституциям.
При сущностном подходе к демократии внимание сосредоточено на тех условиях жизни и политики, которые данным режимом поддерживаются: поддерживает ли данный режим благосостояние людей, свободу личности, безопасность, правосудие на основе справедливости, социальное равенство, общественное обсуждение (гражданский диалог) и мирное разрешение конфликтов? Если обществу присущи указанные черты, мы можем назвать его демократическим независимо от того, что провозглашено в конституции. С применением указанных определений, однако, сразу возникают две трудности.
Первое — что делать с альтернативами этих ценных принципов? Если при некотором режиме граждане исключительно бедны, но примерно все равны, считать ли нам такое общество более демократичным, чем другой, относительно процветающий режим крайнего неравноправия?
Второе — сосредоточившись на этих возможных последствиях политики, мы мешаем любым попыткам узнать, способствуют ли не¬которые политические системы — включая демократию — желательным реальным результатам больше, чем другие политические системы. Что если мы действительно захотим узнать, какие условия и режимы способствуют благосостоянию людей, свободе личности, безопасности, правосудию на основе справедливости, социальному равенству, общественному обсуждению (гражданскому диалогу) и мирному разрешению конфликтов? Ниже мы подробно займемся поиском ответа на вопрос, имеет ли значение для качества обществен¬ной и личной жизни демократичность режима или его недемократичность.
Сторонники процедурного подхода определяют, можно ли квалифи¬цировать режим как демократический, исходя из ограниченного набора средств осуществления правительственной политики. По большей части исследователи процедур занимаются выборами, устанавливают, были ли выборы действительно состязательными, достаточно ли большое число граждан регулярно участвуют в определении состава правительства и его политики. Если же выборы остаются несостязательной фальсификацией и служат средством уничтожения оппозиции, как, на¬пример, в Казахстане, то процедурный подход не считает такие выборы показателем демократии. Если же благодаря выборам происходят существенные перемены в правительстве, то мы констатируем наличие процедурной демократии. (В принципе процедурными можно назвать и другие консультативные механизмы, как референдум, отозвание депутата, петиции и даже опросы общественного мнения, но при процедурном подходе авторы заняты почти исключительно выборами.)
Определения «Фридом Хаус» включают некоторые реальные оценки того, насколько граждане данной страны пользуются политическими правами и гражданскими свободами. Однако когда встает вопрос, при¬знать ли ее электоральной демократией, «Фридом Хаус» ищет в основ¬ном процедурные элементы:
1. Состязательная, многопартийная политическая система.
2.Всеобщее избирательное право для всех совершеннолетних граждан (за исключением тех ограничений, которые государство законным порядком налагает на граждан за совершение преступлений).
3 Регулярное проведение жестко конкурентных выборов, при тайном голосовании, достаточной степени безопасности и в отсутствие массовых махинаций, искажающих волю членов общества.
4 Значительный доступ основных политических партий к избирателям через средства массовой информации и с помощью открытой политической агитации (Piano and Puddington 2004:716).
По этим критериям, Казахстан 2004 г. не может быть квалифицирован (процедурно) как электоральная демократия, но Ямайка, несмотря на то, что там были документально зарегистрированы покушения на демократические свободы, берет эту планку. Здесь, однако, мы встречаемся с недостаточностью процедурных определений демократии, демократизации и дедемократизации: несмотря на четкость и удобство этих терминов, они затрагивают лишь очень ограниченный набор участвую¬щих политических процессов.
Ориентированные на процесс подходы к демократии решительно отличаются от конституционального, реального и процедурного представлений. Они лишь устанавливают минимальный набор непрерывно протекающих процессов, необходимых для того, чтобы квалифицировать ситуацию как демократическую. В классическом определении Роберта Даля выделены пять ориентированных на процесс критериев демократии. Определяя прежде всего, как они могут работать в свободном объединении, он устанавливает следующие критерии:
1. Активное (эффективное) участие. До того, как определенная политика принята сообществом, все его члены должны получить равные и действенные (эффективные) возможности высказывать свое мнение перед другими членами сообщества о том, какова должны быть эта политика.
2. Равенство при голосовании. На момент принятия решений о том, какова будет политика данного объединения, все члены должны иметь равные и действенные (эффективные) возможности голосования, а голоса должны подсчитываться как равноценные.
3. Информированное понимание. В разумный отрезок времени все члены этого объединения должны получить равные и действенные (эффективные) возможности узнать глубже о других альтернативных политиках и возможных последствиях проведения той или иной политики.
4. Контроль над повесткой дня. Членам сообщества должна принадлежать исключительная возможность решать, как и (после того как они сделают выбор) какие вопросы следует включать в повестку дня. Таким образом, демократический процесс, обусловленный тремя ранее упомянутыми факторами, никогда не прекращается. По¬литика сообщества всегда может быть изменена его членами, если они этого захотят.
5. Включение взрослых. Все или по крайней мере большинство постоянных резидентов должны иметь полное право гражданина, как оно определяется четырьмя предыдущими критериями. До XX века большинство поборников демократии этот последний критерий не принимали (Dahl 1998: 37-38). Последний критерий — включение взрослых (совершеннолетних), как ни странно, оставляет вне рассмотрения множество таких исторических примеров, которые политфилософы в смысле демократии считали показательными: города-государства Греции и Рима, дружины викингов, сельские сходы и некоторые города-государства, поскольку во всех этих обществах политические согласования проводились при массовом исключении прежде всего женщин, рабов и неимущих. Включе¬ние же всех (или почти всех) взрослых (совершеннолетних) в демократические процессы практически ограничено несколькими последними столетиями.
Заметьте, как критерии Даля отличаются от конституциональных, сущностных и процедурных стандартов демократии. И хотя многие из нас, кто посещал бесконечные собрания добровольных организаций, легко могут представить себе регламенты этих организаций, сам Даль не определяет для них никаких организационных форм или условий договора (provisions). Он старательно избегает упоминания в своем определении каких-либо общественных предпосылок и следствий; даже «информированное понимание» относится только к опыту самой организации и не является предварительным условием ее существования или его результатом. Наконец, критерии Даля включают процедуру равного представительства при голосовании и равноценного под¬счета голосов; но приведенный перечень критериев в целом показывает, как функционирует организация, а не как она технически достигает своих целей. Перечень же описывает набор взаимосвязанных политических процессов.
Когда Даль переходит с уровня местных организаций к государственному строю, он придерживается ориентированных на процесс подходов, говоря теперь уже об институтах. Институты, по Далю, складываются из проверенных временем практик. Тот режим, который Даль называет «полиархической демократией», включает в себя шесть институтов: выборные должностные лица; свободные, честные и регулярные выборы; свободное выражение своего мнения, свобода слова; наличие альтернативных источников информации; самостоятельность добро¬вольных (или общественных) объединений; демократия широкого охвата (Dahl 1998:85; Dahl 2005:188-189). И снова процесс выборов включен в список. Но взятые вместе критерии Даля для полиархической демократии описывают живой процесс, серию регулируемых взаимодействий граждан и властей. Они далеко выходят за пределы обычных процедурных стандартов.
Здесь, однако, таится подвох: в основном Даль снабжает нас кон¬трольной таблицей, на вопросы которой нам надо ответить «да-нет»: если у режима наличествуют все шесть институтов, его следует счи¬тать демократией. Если какой-нибудь отсутствует или несколько, в действительности, не работают, то политический режим считать демократией нельзя. Для ежегодного обзора режимов, относящихся и не относящихся к демократиям, такой подход вполне оправдан, даже если и встает вопрос, были ли выборы в таких местах, как Ямайка, свободными и честными. Предположим, что мы захотим использовать ориентированные на процесс критерии демократии для других целей. Допустим, мы рассматриваем (в определенный момент време¬ни) не только наличие демократии, а хотим сделать две важные вещи: сравнить между собой режимы в отношении того, насколько они демократичны; и второе — проследить развитие того или иного ре¬жима, отмечая, когда и как он становился более демократичным или менее демократичным.
Подобно аналитикам «Фридом Хауса», определяющим политические права и гражданские свободы, мы имеем основания спросить, находится ли режим выше или ниже других в иерархии демократических режимов; пусть даже только для того, чтобы установить, как то или иное положение соотносится с другими факторами: национальным богатством, численностью населения, временем обретения независимости или географическим положением. Если мы стремимся установить причины и следствия демократизации и дедемократизации, у нас нет иного пути, кроме как признать эти процессы длительными, растянутыми во време¬ни, а не просто единовременным преодолением порога демократия/недемократия. Короче говоря, в целях сравнения и анализа этих процес¬сов, мы должны отказаться от ответа «да-нет» на приведенный список вопросов и предложить другие, решающие переменные величины.
По Далю, большинство стандартных демократических институтов — выборные должностные лица; свободные, честные и регулярные выборы; свободное выражение своего мнения, свобода слова; наличие альтернативных источников информации; самостоятельность добровольных (или общественных) союзов; демократия широкого охвата — могут быть, пусть и грубо, проанализированы и сопоставлены. Конечно, мы могли бы задаться вопросом, насколько свободны, честны и регулярны выборы и т.д. по списку. Но чем больше мы это делаем, тем больше признаем два недостатка критериев Даля при конкретной с ни¬ми работе:
1. Все вместе они описывают лишь минимальный набор демократических институтов, а не являются набором изменяющихся во времени величин; они мало нам помогут, если мы зададимся вопросом, более ли демократична Канада, чем США, или стали ли США демократичнее за последний год.
2. Каждый из них действует лишь в ограниченных пределах, а вне этих пределов они вступают друг с другом в конфликт; действующие демократии часто вынуждены разрешать глубокие конфликты, например, между свободой слова и самостоятельностью объединений. Должна ли демократия ограничивать права организаций по защите животных, потому что они выступают против тех организа¬ций, которые проводят выставки собак или поддерживают экспери¬менты над животными?
Кроме того, автономность обладающих властью элит, расистских, сексистских или человеконенавистнических организаций подрывает принцип включения всех людей в число граждан. Должна ли демокра¬тия позволять, например, хорошо финансируемым группам влияния «продавливать» карательные законы, направленные против иммигран¬тов? После тщательного анализа мы придем к выводу, что критерии Да¬ля следует уточнить, подработать, не отходя, однако, от их ориентированного на процесс духа.
Элементы демократии, демократизации и дедемократизации
С чего бы нам начать? Прежде чем мы определим ориентированные на процесс критерии демократии, демократизации и дедемократизации, давайте кое-что проясним. Для этого надо провести радикальное упрощение. Позднее мы вернемся к сложностям, которые мы для начала опустим. Давайте возьмем на вооружение три простые идеи.
Во-первых, мы начинаем с государства — организации, в руках которой имеется наибольшее количество средств принуждения на значительной территории, действующей в некоторых отношениях как приоритетная по сравнению с другими организациями, действующими на той же территории, и признаваемой как приоритетная другими организациями, включая государства вне этой территории. Почти сразу появляются первые проблемы: а как насчет федеральной системы, гражданских войн, возглавляемых боевиками анклавов и соперничающих фракций внутри государства? Для начала мы постараемся прояснить проблему демократии, рассматривая государство как единое и унитарное целое.
Во-вторых, мы рассматриваем всех, кто живет под юрисдикцией этого государства в одной неоднородной категории: граждане. И снова на ум немедленно приходят некоторые сложности: как быть с туристами людьми, занятыми в подпольном производстве, и беженцами? Дальше я продемонстрирую, что большинство исторических режимом не предоставляли гражданских прав во всей их полноте, а этот показатель является важнейшим для демократии. Но для начала, называя всех, кто живет под юрисдикцией данного государства гражданами этого государства, мы проясним то, что нам сейчас необходимо. Тогда де¬мократия будет представляться как особого рода отношения между государством и гражданами, а демократизация и дедемократизация окажутся этапами изменений таких отношений.
Уже выдвинутые Далем принципы предполагали необходимость такого шага; например, независимость ассоциаций и организаций зависит, скорее, от поддержки государством права ассоциаций на существование, а не от простого существования многих ассоциаций. Пока будем называть отношения между государством и гражданами режимом, не упуская из виду, что позднее мы усложним это предста¬вление, включив в понятие режима также отношения основных политических акторов (партий, корпораций, профсоюзов, организованных этнических групп, взаимоотношения патрон-клиент, полевых командиров и т.д.).
Тем временем заметьте, что второй шаг резко взламывает общее (и, на первый взгляд, привлекательное) представление. Он отвергает широко распространенное мнение, будто, если только действующие правители будут согласны относительно того, как должен работать их режим, они выберут демократию как более привлекательную — или менее неприятную — альтернативу существующего политического устройства. Согласно этой точке зрения, рабочие, крестьяне, меньшинства и другие граждане могут причинить такие неприятности, что уступка представи¬тельскому строю и включение этих классов в политическую жизнь пока¬жется элите выгоднее, чем политика подавления; но, вообще, граждане играют лишь маргинальную роль в действительном формировании де-мократической политики. Такое представление лежит в основе экспорта демократии из США и Европейского союза посредством заключения выгодных сделок с национальными лидерами — или, если уж на то пошло, посредством принуждения этих лидеров к принятию демократических институтов. В настоящей работе мы (в противоположность этому пос¬леднему представлению) рассматриваем демократизацию (и дедемократизацию) как следствие борьбы между государством и гражданами. Даже победившая военная власть (например, западные союзники Япо¬нии и Германии после Второй мировой войны) должна вести интенсивные переговоры с гражданами, чтобы установить новый демократиче¬ский режим там, где прежде был режим авторитарный.
В-третьих, давайте сузим материал нашего анализа до публичной политики: будем рассматривать не все операции, будь они личными или безличными, но лишь те, в которых очевидно участвует государственная власть. Публичная политика включает в себя выборы, регистрацию избирателей, законодательную деятельность, патентование, сбор налогов, набор в армию, коллективное требование пенсии и многие другие действия, где одной стороной выступает государство. Она также включает в себя коллективную борьбу в форме государственных пере¬воротов (coups d'etat), революций, социальных движений и гражданских войн. К ней, однако, не относятся личные операции между гражданами, между государственными служащими или между государственными служащими и гражданами.
Области публичной политики принадлежат также консультации граждан в связи с высказываемыми ими мнениями, нуждами и требованиями. Консультация включает все доступные средства, при помощи которых граждане могут высказывать свои коллективные предпочтения относительно корпуса государственных служащих и госу¬дарственной политики. При относительно демократичных режимах граждане могут подать свой голос на состязательных выборах, а также путем лоббирования, обращения с петициями, на референдумах, через общественные движения и опросы общественного мнения. В этом случае незамеченными остаются такие трудности, как взятки, патрон-клиентские связи, услуги, оказываемые сторонникам, родст¬венные связи среди чиновников, и другие подобные факты, которые размывают границы между публичной и частной политикой. Более того, мы вскоре увидим, что нельзя разобраться в публичной политике, если принимать во внимание только взаимоотношения граждане-государство. Но следует также исследовать объединения, соперничество и конфронтации среди главных политических акторов, действующих вне государства. В конце концов я буду настаивать, что распро¬страненные формы негосударственной власти оказывают сильное влияние на демократизацию. Снова заметим, что позднее нам при¬дется обратить внимание на эти возникающие осложнения, когда мы разрешим проблему в общих чертах. Пока же внимательно изучим взаимодействия между государством и гражданами в области публичной политики на предмет признаков демократии, демократиза-ции и дедемократизации.
Что же мы ищем в этих взаимодействиях? Еще одно упрощение укажет нам путь. Определяя степень демократичности, мы оцениваем в какой мере государство согласует свою политику с высказанными требованиями своих граждан. Измеряя демократизацию и дедемократизацию, мы оцениваем, в какой степени это согласование возрастает или уменьшается. При таком подходе в стороне остаются уязви¬мые положения теории демократии. Мы не задаемся вопросом, увеличивает ли государство благосостояние своих граждан, поступает ли оно в соответствии со своими собственными законами, ни даже контролируют ли обычные люди рычаги политической власти. (Позднее мы, конечно, зададимся вопросом, увеличивает ли таким образом понятая демократизация благосостояние людей, способствует ли она торжеству законности, и зависит ли она прямым образом от изъявления воли избирателей.)
Когда мы оцениваем, в какой степени политика государства согласуется с выраженными требованиями граждан, мы должны определиться по следующим вопросам: насколько широкий круг выраженных требований граждан принимается во внимание; одинаково ли реагируют разные группы граждан на претворение их требований в политику государства; в какой степени само выражение требований защищено политикой государства; насколько процесс претворения выраженных требований в государственную политику затрагивает обе стороны: граждан и государство. Назовем эти аспекты анализа: широта, равенство, защищенность и взаимозависимость, взаимообязательность.
В этой упрощенной перспективе, режим можно признать демокра¬тическим, если политические отношения между гражданами и государством выражены широкими, равноправными, защищенными и взаимообязывающими процедурами обсуждения. Демократизация означает общие подвижки в сторону более широкого по охвату, более равноправного по сути, более защищенного и более обязательного к исполнению согласования по поводу назначений на политические посты и принятия государственных решений. В таком случае дедемократизация — это, соответственно, движение к более узким, менее равным, менее защищенным и менее взаимообязывающим процедурам обсуждения. У нас есть основания утверждать, что создание в Германии на руинах германской империи Веймарской республики после Первой мировой войны потребовало определенной демократизации, но захват Гитлером власти в 1933 г. решительно отбросил страну, дедемократизировав режим. В Японии мы можем считать создание милитаристско¬го государства в 30-е годы XX века временем дедемократизации, а время победы союзников, оккупации и восстановления государства — началом демократизации.
Термины широта, равенство, защищенность и взаимообязателъностъ означают четыре частично самостоятельных измерения вариативности по-литических режимов. Вот грубое определение этих четырех измерений:
1. Широта. От небольшого сегмента населения, пользующегося широкими правами, при том что остальные по большей части исключены из публичной политики, до широчайшего включения людей, находя¬щихся в юрисдикции данного государства (в предельном случае каждая семья находится в определенных отношениях с государством, но только немногие семьи пользуются всеми гражданскими правами; на другом конце шкалы все совершеннолетние граждане принадлежат одной гомогенной категории — граждане).
2. Равенство. От большого неравенства граждан между отдельными их категориями или внутри этих категорий до полного равнопрвия в том и другом отношениях (в предельных случаях этнические категории распределяются соответственно вполне определенному иерархическому порядку и имеют неравные права и обязанности; на другом конце этническая принадлежность не имеет значения для реализации политических прав и обязанностей и абсолютно равными правами обладают как коренное население, так и натурализованные граждане).
Вместе высокий уровень этих двух характеристик — широты и равенства — составляет главное в определении гражданства: вместо мозаики различных отношений к государству (в зависимости от принадлежности к той или иной группе) все граждане относятся к ограниченному числу категорий — в предельном случае к одной категории, члены которой имеют схожие права и обязанности в отношениях с государством. Сами по себе широта и равенство не составляют демократии. Ав¬торитарные режимы часто насаждают недемократические формы гражданства сверху. Но вместе с защищенными и взаимосвязанными консультациями широта и равенство должны рассматриваться как главные составляющие демократии.
3.Защищенность. От слабой до надежной защищенности от государственного произвола (в случае слабой защищенности государственные чиновники используют власть для наказания личных врагов или вознаграждения своих друзей; в ином случае все граждане действуют в рамках публичных и открытых правовых процедур).
4. Взаимообязателъные консультации. От полного отсутствия зави¬симости и/или чрезвычайно асимметричной зависимости до взаимозависимости (в одном случае те, кто хочет получить что-то от государства, прибегают к взяткам, лести или угрозам или используют влияние некоей третьей силы, чтобы вообще хоть чего-то добиться; в другом случае государственные агенты имеют ясные, обеспеченные правовыми санкциями обязательства доставлять гражданам необходимые выгоды, соответствующие их категориям). Движение режима к высшим значениям этих четырех измерений есть демократизация; движение к наименьшим значениям — дедемократизация. Когда «Фридом Хаус» ставит стрелочки вниз рядом с пока¬зателями уровня политических прав и гражданских свобод на Ямайке за 2004 г. — это предостережение: Ямайка рискует вступить на путь дедемократизации. В терминах указанных четырех измерений «Фридом Хаус» обращает особое внимание на развитие неравенства на Ямайке и ослабление защищенности.
Ниже мы отдельно остановимся на широте, равенстве, защищенности и взаимозависимости. Если, например, рассматривать вопросы гражданства (прав и обязанностей гражданина), то естественным было бы сосредоточить свое внимание на широте и равенстве. В большинстве случаев, однако, мы будем суммировать среднее значение четырех измерений как одну переменную: уровень демократии. Сходным образом мы будем рассматривать демократизацию — как усредненные показатели движения вверх по четырем измерениям; дедемократизацию — как ус¬редненные показатели движения вниз. Такая стратегия значительно упрощает анализ. Наш подход основан на том, что положение по одному измерению грубо соотнесено с положением по другому измерению: режимы, предлагающие гражданам надежную защиту, как правило, также устанавливают большие категории гражданства, а не ведут дело отдельно с каждым гражданином или маленькими группами граждан.
Потенциал государства и разновидности режимов.
До сих пор я сознательно опускал важную характеристику режима: способность государства проводить политические решения в жизнь. Ника¬кая демократия не сможет функционировать, если у государства не будет возможности наблюдать за демократическим процессом принятия решений и претворять эти решения в жизнь. Это особенно очевидно, когда мы анализируем защищенность: даже очень слабое государство может провозгласить принцип защиты граждан от злоупотреблений го¬сударственных агентов, но не может при этом ничего предпринять, когда такое злоупотребление имеет место. Государства, обладающие большой силой, подвергаются противоположному риску: у них принятие решений государственными агентами столь весомо, что оно обходится без взаимных консультаций и процедур обсуждения правительства с гражданами.
Мощь государства косвенно уже была принята нами во внимание по ходу предложенного анализа. Некоторые из политических прав и гражданских свобод по документам «Фридом Хауса», например, ничего не значат без существенной поддержки государства. Обратите внимание на следующее: (PR — политические права CL — гражданские свободы). PR № 3: являются ли честными избирательные законы, равны ли изби¬рательные возможности, честно ли проводится голосование, честно ли подсчитываются голоса? PR № 4: способны ли избиратели наделить своих свободно избранных
представителей реальной властью? CL № 5: превалирует ли законность в гражданских и уголовных делах? Относится ли закон равно ко всему населению? Находится ли полиция под прямым гражданским контролем? CL № 10: гарантированы ли права собственности? Имеют ли граждане право открывать частный бизнес? Нет ли внеправового влияния на частный бизнес со стороны правительственных чиновников, правоохранительных органов и организованной преступности? Мы видим, что аналитики из «Фридом Хауса» пытаются найти сре¬днее между слишком сильным и слишком слабым государством, имп¬лицитно исходя из предположения, что и в том и в другом случае попираются политические права и гражданские свободы. Из этого пред¬положения можно сделать вывод, что слишком большая — и слишком ограниченная — власть государства препятствуют демократии.
Потенциал государства определяет, в какой степени вмешательство государственных агентов в существующие негосударственные ресурсы, деятельность и межличностные связи изменяет распределение этих ресурсов, деятельность и межличностные связи, а также соотношение таких распределений (контролируемое государством перераспределение материальных ценностей, напри¬мер, почти неизбежно приводит не только к перераспределению ресурсов среди населения, но также и к изменению соотношения географического распределения богатств и населения). По этому показателю у режимов с большим потенциалом всякий раз, когда государственные агенты начинают свою работу, их активность су¬щественно влияет на ресурсы и деятельность граждан и межличностные связи. При режимах малого потенциала государственные агенты оказывают гораздо меньше влияние, как бы они ни старались изменить ход событий.
Мы уже бегло описали изменения государственного потенциала в Казахстане и на Ямайке. В Казахстане, как и повсюду в бывшем Союзе, потенциал государства резко сократился во время беспорядков 1986-1991 гг. Но вскоре после того, как Казахстан стал независимым (1991 г.) Назарбаев начинает кампанию по укреплению государственной власти и своей личной власти внутри этого государства. Него¬сударственные предприятия, независимая пресса и частные объединения и организации скоро почувствовали на себе тяжелую руку все более укреплявшегося интервенционистского государства. Ямайка двигалась в противоположном направлении: наблюдатели из Human Rights не скрывают своего беспокойства по поводу того, что на Ямайке утрачен контроль государства над собственной полицией, не говоря уже о наличии вооруженных банд и наркоторговцев. Впрочем, ни один из этих примеров не является крайним проявлением силы/немощи государства. При достигнутом высоком государственном потенциале Казахстан периода правления Назарбаева не применил ни чего похожего на власть нынешнего китайского государства, перераспределяющего ресурсы, изменяющего конъюнктуру и межличностные связи. А при сравнении с исключительной немощью государства Сомали государство Ямайка выглядит чудищем силы.
Нельзя не заметить, что прежде чем анализировать потенциал государства и демократию, их надо разграничить. Потенциал государства может варьироваться от очень высокого до очень низкого независимо от того, насколько демократичен режим, при том что демократичными могут быть режимы, совершенно разные по государственному потенциалу. На рис. 1-1 схематично представлены такие варианты. Таблица определяет некоторые ясно различимые области политической жизни, с разными комбинациями потенциала государства и демократии.
По вертикальной оси потенциал государства изменяется от 0 (минимум) до 1 (максимум). Хотя мы можем представлять себе потенциал государства в абсолютных терминах, для целей сопоставления лучше градуировать этот потенциал соответственно истории всех тех государств, которые реально существовали в рассматриваемый период. За период после 1900 г., например, эта величина варьируется от Сомали и Конго (Киншасса) в 2006 г. (минимум) до огромных величин у нацистской Германии накануне Второй мировой войны (максимум). По горизонтальной оси расположены уже знакомые нам величины: от минимума демократии 0 (где можно расположить авторитарное правление в сталинской России) до максимума демократии 1 (где, конечно, надо поместить современную Норвегию).
Для множества других задач еще одно упрощение поможет нашим попыткам описать и объяснить варианты режимов. Рис. 1-2 выделяет четыре типа грубо охарактеризованных режимов исходя из нашей более общей карты режимов. На нем все разнообразие огрублено, сведено к четырем типам режимов: с низким потенциалом государства «недемократический», с высоким потенциалом государства «недемократический», с высоким потенциалом государства «демократический» и с низким потенциалом государства «демократический». Для обозначенных на диаграмме типов режима приведем следующие примеры:
с высоким потенциалом государства «недемократический»: Казахстан, Иран;
с низким потенциалом государства «недемократический»: Сомали, Конго (Киншасса);
с высоким потенциалом государства «демократический»: Норвегия, Япония;
с низким потенциалом государства «демократический»: Ямайка, Бельгия.
В истории человечества режимы распределялись по типам исключительно неравномерно. Большая часть исторических режимов принадлежит сектору недемократических режимов с низким потенциалом государства. Множество самых влиятельных и самых сильных режимов, однако, относятся к недемократическим с высоким потенциалом государства. Демократические режимы с высоким потенциалом государства редки и в основном это новейшие режимы. В истории мало демократических режимов с низким потенциалом государства, и они возника¬ют редко.
На протяжении длительной истории человечества большинство режимов были недемократическими; демократические режимы довольно редки, обусловлены обстоятельствами и сложились недавно. Правда, частичные (ограниченные) демократии периодически формировались на местном уровне, например в деревнях, которые управлялись советами, состоявшими из глав семей-хозяйств. На уровне города-государства или региональной федерации, относящихся к управлению военачальниками, формы правления могли варьироваться от династической гегемонии до олигархии, с ограниченными и неравными гражданскими правами или при их полном отсутствии, при незначительных консультациях (или вовсе без них) и слабой защите от правительственного произвола.
До XIX века империи и большие государства обычно были системами непрямого управления — то есть такими системами, где центральная власть держалась на денежных поступлениях, сотрудничестве и гарантированном подчинении региональных властей, пользовавшихся широкой автономией в пределах своих территорий. Даже в якобы абсолютистской Франции, например, главные нобели начали терять власть на местном (региональном) уровне только в конце XVII века, когда Людовик XIV начал продолжительную (и полностью успешную) борьбу по замещению их назначенными правительством и сменяемыми региональными администраторами. До тех пор великие лорды управляли своими территориями как князья и часто брались за оружие, выступая против самой французской короны.
Если смотреть на эти системы снизу, то они часто оказывались тираническими по отношению к простому народу. Однако если смотреть на них сверху, им явно недоставало государственного потенциала; посредники поставляли правителям солдат, товары и деньги, но их автономные привилегии сильно ограничивали возможность правителя управлять и вводить перемены на якобы подпадающей под его юрисдикцию территории.
Только в XIX веке начинается повсеместный переход к прямому правлению: создаются такие структуры, которые обеспечивали непрерывную связь и непрерывный контроль от центральных институтов к отдельным местностям и даже к семейным домашним хозяйствам и обратно. Переход к прямому правлению обычно подразумевал такие меры, как унификация налоговых кодексов, масштабная почтовая служба, профессиональное чиновничество и военная мобилизация в наци¬ональном масштабе. Но даже тогда прямое правление приобретало разнообразные формы: от унитарных иерархий централизованной монархии до сегментов федеральных образований. В широком смысле прямое правление заложило крепкую основу под процессы создания гражданства и таким образом сделало демократию возможной.
Возможной, но не вероятной и уж тем более не обязательной: ин¬струменты прямого правления поддерживали многочисленные олигархии, несколько автократий и ряд государств, контролируемых партией или военными, а также несколько фашистских тираний. Так что даже в эпоху прямого правления большинство режимов были далеко не демократичными.
Соотнесение с одним из четырех выделенных в таблице сегментов пешительно сказывается на характере публичной политики соответствующего режима (Tilly 2006). Приведем несколько предварительных описаний политик, преобладающих в каждом разделе:
недемократические государства с высоким потенциалом: слабый голос общественности, если к нему прямо не обращается государство; государственные структуры безопасности широко вовлечены в публичную политику; режим может быть изменен или борьбой наверху, или массовым восстанием снизу;
недемократические государства с низким потенциалом: боевики (военно-феодальные правители), этнические союзы и мобилизация по религиозным мотивам; часто вспыхивающие насильственные действия вплоть до гражданской войны; многие политические акторы (включая криминал) идут на убийство;
демократические государства с высоким потенциалом: широкий круг социальных движений, деятельность групп интересов, мобилизация политических партий; официальные консультации (включая состязательные выборы) как высшая точка политической активности; широкое распространение государственного мониторинга публичной политики при низком уровне политического насилия;
демократические государства с низким потенциалом: как и в демократических странах с высоким потенциалом государства, широкий круг социальных движений, деятельность групп интересов, мобилизация политических партий; официальные консультации (включая состязательные выборы) как высшая точка политической активности, но менее действенный государственный мониторинг, большее участие полулегальных и нелегальных акторов в публичной политике и существенно более высокий уровень убийств по политическим мотивам.
Это, конечно, усредненные описания. В поле «недемократические государства с высоким потенциалом», например, мы находим некоторые режимы, где государственный мониторинг и вмешательство распространяются на всю территорию и на все население; этому описанию Удовлетворяет Иран. Но сюда же относятся государства с сильно контролируемой центральной областью, но с неконтролируемыми окраинами и анклавами — Марокко, с авторитарным правлением на основной территории и с давно идущей гражданской войной с борющимся за независимость фронтом Полисарио (на территории бывшей Испанской Сахары), относится к этому подразделу.
Куда же нам отнести Казахстан и Ямайку? В течение нескольких лет, пока Казахстан выходил из Советского Союза, он немного потерял в государственном потенциале и немного приблизился к демократии. Но ко времени, когда Назарбаев сосредоточил семейную власть в конце 1990-х гг., Казахстан стал малодемократичным государством с высоким потенциалом. Еще больше отошла Ямайка от того устройства, который она имела при получении независимости в 1962 г., причем она так и не обеспечила сколько-нибудь существенного государственного потенциала, хотя режим никогда не переставал быть демократическим. Что каса¬ется ее недавнего прошлого, то мы должны расположить Ямайку в сегменте, диаметрально противоположном тому, к которому относится Казахстан, отнеся ее к режимам с низким или средним потенциалом государства при непрочной демократии. Рис. 1-3 размещает Казахстан и Ямайку на диаграмме «грубо определяемых» режимов.
В государственном потенциале и немного приблизился к демократии. Но ко времени, когда Назарбаев сосредоточил семейную власть в конце 1990-х гг., Казахстан стал малодемократичным государством с высоким потенциалом. Еще больше отошла Ямайка от того устройства, который она имела при получении независимости в 1962 г., причем она так и не обеспечила сколько-нибудь существенного государственного потенциала, хотя режим никогда не переставал быть демократическим. Что касается ее недавнего прошлого, то мы должны расположить Ямайку в сегменте, диаметрально противоположном тому, к которому относится Казахстан, отнеся ее к режимам с низким или средним потенциалом госу¬дарства при непрочной демократии. Рис. 1-3 размещает Казахстан и Ямайку на диаграмме «грубо определяемых» режимов.
Определяя характер двух режимов в определенный момент времени, мы только приступаем к выполнению задач нашего труда. Однако всего лишь два режима — Казахстан и Ямайка (в недалеком прошлом) — позволяют нам определить круг вопросов, которые будут нас интересовать в дальнейшем.
• Если на территории современного Казахстана до того, как Российская империя начала укреплять свою власть в XIX веке, жили только соперничающие орды кочевников, то как сложился здесь (в XXI веке) недемократический режим с высоким потенциалом государства?
• При каких условиях и как именно Казахстан мог бы: а) опуститься в сегмент «недемократический режим с высоким потенциалом государства», как это случилось и с некоторыми другими соседями Казахста¬на в Средней Азии; б) твердо вступить на путь демократии?
• Как примерная демократическая колония Ямайка, с вестминстерским стилем публичной политики до получения независимости, стала сегодня неустойчивой суверенной демократией?
• Что нужно, чтобы Ямайка полностью перестала быть демократией и стала, таким образом, еще более уязвимой для боевиков, этнических группировок, религиозной пропаганды, частых проявлений насилия (включая гражданскую войну), когда множество политических акторов (включая криминалитет) прибегают к убийствам и вообще отсутствует политика общественных движений?
• Что, напротив, нужно, чтобы Ямайка стала демократией «с высоким потенциалом государства», с широким кругом социальных движений, партийной мобилизацией, формальными консультациями (включая состязательные выборы) как высшей точкой политической активности и широким распространением государственного мониторинга публичной политики при низком уровне полити-ческого насилия?
Представим себе, что мы зададимся этими вопросами не только в отношении Казахстана и Ямайки, но в отношении всякого режима, который нас заинтересует, где бы то ни было и в какое бы то ни было время. При таком подходе можно будет представить полный обзор вариантов режимов в нашем стремлении описать пути, которые ведут к демократии и от нее.
Когда я говорю «общий обзор», позвольте мне объяснить, что я имею в виду и чего я не имею в виду. Я в самом деле намереваюсь дать набор трактовок демократизации и дедемократизации, равно применимых и к Казахстану, и к Ямайке, и к широкому разнообразию иных режимов, прошлых и настоящих. При этом я не намереваюсь предлагать общий закон, единственный путь или уникальный набор необходимых и достаточных условий демократизации, а также движения в обратном направлении.
Напротив, я утверждаю, что демократизация и дедемократизация зависят от повторяющихся порождающих причинных механизмов, которые группируются в небольшое количество необходимых процессов. Под механизмами, я подразумеваю события, производящие один и тот же немедленный эффект при широком диапазоне об¬стоятельств. Если мы обращаемся к конкретным случаям демократизации, мы часто встречаемся с механизмом формирования коалиций: созданием новой формы координации между прежде автономными политическими акторами. Новая коалиция сама по себе не производит демократизации, но она часто способствует продвижению к демократии, объединяя тех политических акторов, которые заинтересованы в демократических результатах, но прежде не согла¬совывали свои усилия.
Под процессами я подразумеваю комбинации и последовательности механизмов, производящие некоторые определенные результаты. Демократизация и дедемократизация являются сами по себе масштабными процессами, но в них мы часто выделяем меньшие процессы, как перемещение по шкале вверх, когда уровень координации различных позиций и согласованности действий акторов возрастает (Tarrow and McAdam 2005).
В дополнение к основным процессам демократизации и дедемократизации в этой книге подробно рассматриваются такие процессы, в результате которых возрастает или уменьшается потенциал государства, сводя к общим законам как тот процесс, посредством которого Казахстан оправился от своего ослабления в связи с распадом СССР, так и противоположный процесс, в результате которого государство Ямайка утратило после получения независимости контроль над некоторыми видами деятельности, прежде бывшими в его компетенции. Мы покажем, как демократизация и дедемократизация взаимодействуют с меняющимся потенциалом государства. После того как мы установили некоторые исходные положения, мы переходим к описанию демократиза¬ции и дедемократизации по трем основным группам изменений:
1. Нарастание или ослабление связи межличностных сетей доверия (например, родственников, членов одной религиозной группы или торгового сообщества) с публичной политикой.
2. Нарастание или ослабление изоляции от публичной политики основ¬ных категориальных неравенств (например тендерных, национальных и расовых, этнических, религиозных, классовых, кастовых), тех, по которым организуется повседневная жизнь граждан.
3. Нарастание или ослабление автономности (независимости) в отноше¬нии публичной политики крупных центров власти (особенно тех, что имеют в своем распоряжении средства насилия и принуждения) вроде анклавов боевиков, патрон-клиентских сетей, армий и религиозных институтов.
Мы считаем, что фундаментальными процессами, всегда и повсюду способствующими демократизации, являются: все большая интеграция сетей доверия в публичную политику, все большая изоляция категориального неравенства от публичной политики и уменьшение независи¬мости крупных центров власти от публичной политики.
Но детальные разъяснения будут даны позже. Эта глава посвящена главным образом описанию событий и лишь некоторым отрывочным разъяснениям. Последующие главы постепенно вводят дополнительные разъяснения: отношения между демократией и доверием, демократией и неравенством, демократией и автономными властными структурами (power clusters). Мы постепенно увидим, что демократическая политика включает гораздо больше случайности, переговоров, борьбы и приспособлений, чем предполагается простым описанием демократии как широких, равноправных, защищенных и взаимообязывающих процедур обсуждения. Мы также увидим, что демократизация и дедемократизация происходят постоянно и достижение конечного пункта при движении в ту или обратную сторону не гарантировано.
Но сначала уточним, что именно нам требуется разъяснить. Мы будем постепенно подходить к детальным разъяснениям, сначала рассмотрев демократию в исторической перспективе, в надежде установить те условиях, которые обычно сопровождают расширение демократии или ее свертывание; затем более систематично опишем, что порождает эти условия; затем перейдем к возобновляющимся процессам, которые вызывают демократизацию или дедемократизацию, и наконец детально определим их причины, действия и последствия. В главе 2 определяется место демократии в долгой истории, главным образом недемократических государств. В главе 3 мы подробнее рассмотрим процессы демократизации и дедемократизации. главы 4, 5 и 6 посвящены доверию, неравенству и основным конфигурациям власти как тем феноменам, изменение которых и взаимодействие с публичной политикой создают возможность демократизации или дедемократизации.
В главе 7 автор применяет выводы глав 4-6 к альтернативным траекториям развития режимов (например, от недемократических режимов, с высоким потенциалом государства и с низким потенциалом государства), ведущим к демократии или в противоположную от нее сторону. В главе 8 подводятся итоги всей книги, включая размышления о будущем демократии. Поскольку действующие демократии представляют собой лучшее, что создано человечеством в смысле политического устройства, и поскольку демократия по-прежнему остается повсюду в современном мире под угрозой, постольку наше исследование представляется исключительно безотлагательным.
- Войдите, чтобы оставлять комментарии