5. Об отказе от методологического индивидуализма

С точки зрения здравого смысла представляется совершенно невозможным утверждать что-либо по поводу человеческих действий, не определив, каковы намерения индивида, совершающего тот или иной поступок; что воспринимается им как успех или неудача, выигрыш или потеря. Исследуя действия индивидов, мы узнаем все, что можно узнать о действии вообще, ибо, насколько можно судить, в мире нет других существ, которые были бы неудовлетворены сложившимся положением дел и пытались бы воздействовать своими поступками на окружающую действительность. Изучая действия, мы убеждаемся в том, что возможности людей велики, но не беспредельны. Человек не всемогущ и не может поэтому достичь полного удовлетворения, тем более испытывать его длительное время. Перейти от большей степени неудовлетворенности к меньшей, используя доступные средства, — вот все, что он в состоянии сделать.

Исследуя поведение индивида, мы узнаем также все, что можем узнать о жизни общества и коллективов. Что касается последних, их существование проявляется только в поступках индивидов. Коллектив рождается благодаря идеям, которые побуждают людей действовать в рамках определенных групп, и распадается, когда стимулирующее воздействие этих идей прекращается. Единственную возможность познать коллектив как явление дает анализ поведения его членов.

Нет необходимости добавлять что-либо к тому, что уже сказано праксеологией и экономической наукой в защиту методологического индивидуализма и в противовес мифологии методологического коллективизма². Даже самые фанатичные приверженцы коллективизма, делая вид, что рассматривают коллективные действия, изучают на самом деле поступки отдельных лиц. Статистика регистрирует события, происходящие не с группами, а с индивидами, из которых они состоят. Конкретные особенности индивидов — вот критерий, определяющий устройство групп. Говоря о социальных образованиях, в первую очередь следует дать четкое определение признака, который логически подтверждает принадлежность индивида к той или иной группе.

Это касается также и тех групп, которые на первый взгляд кажутся сформированными под воздействием "объективных фактов и реальностей", а не "просто" идеологических факторов. Например, речь идет о сообществах людей, живущих в одном месте или имеющих общее происхождение. То, что представители какой-либо одной расы или жители одной страны имеют друг с другом более тесные связи, чем с другими людьми, не является ни "естественным", ни "необходимым". Идея расовой ненависти или расовой солидарности — всего лишь идея, кик и все остальные, и, только будучи принятой людьми на вооружение, она порождает соответствующие действия. Даже первобытные племена, которые тоже можно назвать действующими группировками или сообществами, обязаны своим существованием тому, что все члены племени убеждены, что единственная или, по крайней мере, самая надежная возможность обеспечить свое существование — это держаться вместе. Такая примитивная идеология, очевидно, не сильно изменилась за прошедшие тысячи лет. Но сам факт господства идеологии в умах в течение длительного периода не меняет ее праксеологические характеристики. Другие идеологии также могут быть весьма и весьма долговечными, как, например, монархический принцип правления.

Отказ от методологического индивидуализма предполагает, что поведение личности определяется некими таинственными силами, неподвластными изучению и описанию. Однако как только человек осознает, что именно идеи являются движущей силой поступков, он не может не признать факт рождения идей в умах одних людей и их передачи другим. Но тем самым он признает важнейший тезис методологического индивидуализма: идеи, исповедуемые людьми, определяют групповую принадлежность последних, а коллектив нельзя рассматривать как существо, совершающее действия по собственной воле и инициативе.

Все человеческие взаимоотношения рождаются из идей и поведения людей, определяемого этими идеями. Деспоты правят там, где подчиненные предпочитают повиноваться, а не оказывать открытое сопротивление. Идеологическая трансформация в наше время ослабляет и угрожает окончательно разрушить авторитет родителей, учителей и духовных наставников. Рабовладелец может позволить себе обращаться с рабом, как с вещью, поскольку тот поневоле готов выполнить какие угодно требования рабовладельца.

Значение философского индивидуализма было превратно истолковано предвестниками коллективизма. На их взгляд, дилемма заключается в том, должны ли проблемы и интересы индивида занимать более высокое место, чем интересы какого-либо коллектива. Однако эпистемологическое противоречие между индивидуализмом и коллективизмом не имеет прямого отношения к этому чисто политическому вопросу. Индивидуализм, выступающий в качестве принципиальной основы философского, праксеологического и исторического анализа человеческого поведения, предполагает признание того факта, что источник всякого действия может быть сведен к конкретным индивидам и что ни один научный метод не может дать точный ответ на вопрос, каким образом различные внешние обстоятельства, которые вполне описываются естественнонаучными методами, рождают в умах определенные идеи, ценности и желания. В этом смысле индивид, как далее неразложимая частица, является и точкой отсчета и основой для всех попыток исследования человеческого действия.

Методология коллективизма антропоморфична, поскольку она принимает за аксиому то, что теории, описывающие поступки индивида, применимы в анализе коллективных действия. Она закрывает глаза.на тот факт, что любой коллектив — суть продукт определенного способа поведения индивидов, а также идей, которые определяют этот тип поведения.

1962 год

Кейнс Дж.Н. Предмет и метод политической экономии. Пер. с англ. М.: И.А. Баландин, 1899 [1891].
Mises L. von. Omnipotent Government. New Haven: Yale University Press, 1944.
Мизес Л. фон. Человеческая деятельность. М.: ОАО НПО Экономика, 2000.