Теория либерального национализма

Проблема национализма и существования наций вызывает большое беспокойство у современных либеральных теоретиков. С одной стороны, они признают позитивную роль национализма в создании предпосылок падения коммунистических режимов Восточной Европы, а также в противодействии интервенционистскому и централизующему этатизму. В последнее время серьезные европейские либералы выступали с заявлениями о том, что нация представляет собой необходимый элемент равновесия, противодействующий интервенционистским и централизаторским тенденциям, связанным, в частности, с процессом объединения Европы. Наконец, можно отметить, что в конкретных исторических обстоятельствах националистическая децентрализация часто порождает процесс стихийной конкуренции, ограничивающий интервенционистское регулирование, исходящее в основном от центральных органов государственной власти.

Однако, с другой стороны, нужно признать, что зачастую национализм порождает последствия, несовместимые с человеческой свободой. Трудно забыть о катастрофе, к которой привел приход к власти в Германии и Италии национал-социалистов. К сожалению, легко привести и современные примеры. Это и ужасные войны между народами бывшей Югославии, и многие явления, которые не столь общеизвестны: скажем, то, как нынешнее каталонское правительство ограничивает образовательные свободы*. В силу всего этого имеется потребность создать такую теорию национализма, которая объяснила бы эти проблемы и помогла либералам занять последовательную позицию в вопросах национализма, наций и межнациональных отношений.

ПОНЯТИЕ НАЦИИ И ЕЕ ХАРАКТЕРНЫЕ ЧЕРТЫ

Нация — это подгруппа внутри гражданского общества. Это живой стихийный порядок человеческих взаимоотношений, основанный на определенных культурных, лингвистических, исторических и религиозных паттернах (этнические и расовые факторы тоже играют определенную роль, но гораздо меньшую). Важнейшая особенность нации — язык, представляющий собой один из ключевых факторов национальной идентичности. Это представление о нации прекрасно сочетается с тем объяснением происхождения, природы и развития общественных институтов, которым мы обязаны австрийской экономической школе объясняет стихийный характер возникновения общественных (этических, моральных, экономических и лингвистических) институтов и их эволюционную природу тем, что они являются результатом децентрализованного процесса взаимодействия людей, ведущую роль в ходе которого играют те, кто в данных исторических обстоятельствах обладает максимальным предпринимательским чутьем и даром предвидения, позволяющими им найти способы поведения, более всего подходящие для достижения личных целей. Эти способы поведения проходят испытание методом проб и ошибок в ходе социального процесса и с помощью социальных механизмов обучения и подражания распространяются по всему социуму. Это означает, что общественные институты находятся в процессе непрерывной эволюции. Это относится и к институту нации во всей совокупности его лингвистических и культурных особенностей: он постоянно меняется, пересекаясь и конкурируя с другими нациями (с другими национальными порядками), возникающими, растущими, развивающимися, а порой — стагнирующими. Нации могут даже исчезать, вливаясь в другие нации и языки, более развитые, крупные и богатые. Иными словами, нация представляет собой всего лишь эволюционирующую социальную реальность, основанную на фундаменте общего языка и других исторических и культурных черт. Нации возникают стихийно, эволюционным путем; они постоянно соперничают между собой на мировом «рынке» наций, и нет никакой возможности узнать a priori историческую судьбу конкретной нации, не говоря уж о том, какие нации будут доминировать или продолжат существовать.

Важно учитывать, что между правовыми и экономическими институтами и подгруппой гражданского общества, которую мы называем «нацией», существуют очень тесные отношения. Общество — это не что иное, как сложнейший процесс взаимодействия людей, основанный на актах обмена. В ходе обмена стороны всегда используют язык; очень часто это именно тот общий язык, который представляет собой базовый субстрат любой нации. Кроме того, взаимодействие людей происходит согласно определенным стандартам, правилам и нормам поведения, которые в совокупности образуют материальное право, а также набор всевозможных социальных норм. Это мораль, манеры, образовательные стандарты, этикет, мода, верования и т.д. Все эти факторы составляют элементы понятия нации. Те социальные группы, которые усваивают наиболее подходящие для реализации своих целей нормы поведения, занимают в ходе непрерывного эволюционного процесса стихийного отбора доминирующее положение. Люди не обладают информацией, которая позволила бы им сознательно конструировать сложные социальные процессы, оперирующие огромными объемами информации и практического знания, которое усваивают и открывают действующие в обществе индивиды. Поэтому использование принуждения или физического насилия для навязывания людям норм поведения, присущих определенному национальному типу, обречено на провал по тем же причинам, по которым теоретически невозможно обеспечить в обществе координацию с помощью приказов сверху. Иными словами, доказанная теоретиками австрийской школы (Мизесом и Хайеком) теорема невозможности социализма справедлива и в отношении целенаправленного навязывания социальным процессам конкретного национального результата.

С учетом этого вывода, а также с учетом динамической природы нации никак нельзя согласиться с тем, что каждой нации должно соответствовать одно государство (одна политическая единица) с конкретными фиксированными границами. Действительно, если понимать под нацией подгруппу гражданского общества, которое всегда находится в процессе непрерывной эволюции и экспериментирования, то очевидно, что всегда будет существовать значительное количество людей, находящихся в процессе национального экспериментирования, иными словами, под влиянием нескольких национальных типов поведения. При этом невозможно знать заранее, чем кончится дело: вольются ли «экспериментаторы» в какую-либо из уже существующих наций или создадут новую. Мы знаем, что нации постоянно соперничают, меняются, развиваются и частично совпадают. Если рассматривать ту историческую реальность, которую мы обозначаем словом «нация», с точки зрения динамического подхода, то становится очевидно, что она не может быть жестко и навечно привязана к конкретному географическому пространству. Любая попытка зафиксировать такую непостоянную социальную реальность, как нация, насильственными средствами в пределах конкретных географических границ в конечном счете лишь породит неразрешимые конфликты и войны, социальные и человеческие издержки от которых в результате создадут угрозу для существования самой этой национальной реальности. Напротив, если понимать под нациями подгруппы гражданского общества, то гарантией их выживания должен быть международный конкурентный процесс в условиях свободы. Основным элементам этого процесса посвящен следующий раздел.

КЛЮЧЕВЫЕ ПРИНЦИПЫ ЛИБЕРАЛЬНОГО НАЦИОНАЛИЗМА

Мирные, разумные и стихийные отношения между нациями основаны на трех основных принципах. Это принцип самоопределения, принцип полной свободы торговли и принцип свободы миграции. Мы проанализируем каждый из этих принципов.

Принцип самоопределения означает, что у любой национальной группы всегда должна быть возможность решать, в составе какого государства (в политическом смысле) она хочет жить. Иными словами, у каждой подгруппы внутри гражданского общества должно быть право свободно решать, к какой политической группе она хочет принадлежать. Некоторые нации, согласно свободно выраженному желанию составляющих их людей, могут быть рассеяны по нескольким государствам. Примером может служить англосаксонская нация, возможно, наиболее развитая, энергичная и производительная из всех современных наций. Она рассеяна по разным государствам (самые значительные — безусловно, США и Великобритания). В качестве примера можно привести и немецкую нацию. Составляющие ее 100 млн человек в основном живут в трех европейских государствах: ФРГ, Австрии и части Швейцарии. Одно государство могут образовывать несколько наций. Швейцария состоит из кантонов, населенных представителями трех разных наций: немецкой, французской и итальянской. В Испании есть как минимум три национальные группы: кастильцы, каталонцы и баски.

В связи с принципом самоопределения необходимо сделать два замечания. Во-первых, решение нации стать (или не становиться) частью определенного государства необязательно должно быть эксплицитным, т.е. выраженным прямо (хотя, безусловно, при некоторых исторических обстоятельствах вопрос о сецессии может быть решен на референдуме: см. недавний «развод» чешской и словацкой наций). Однако часто решение нации существовать в составе того или иного государства выражено в виде традиции (так бывает тогда, когда желание данной нации быть частью того или иного конкретного государства исторически разделяло большинство нации). Во-вторых, важно отметить, что принцип самоопределения означает не только то, что объединенные национальным самосознанием жители той или иной конкретной местности имеют право, используя правило большинства, решать, хотят ли они входить в состав конкретного государства; этот принцип должен действовать на всех уровнях, применительно к любым подгруппам внутри гражданского общества, независимо от того, что связывает членов подгруппы: чувство национальной общности или что-то иное. Это означает, что наличие наций, свободно решивших рассеяться по разным государствам, ничуть не противоречит принципу самоопределения. Кроме того, нужно признать за любым меньшинством внутри нации или государства право принимать решение о сецессии, отделении или присоединении к другому государству, если оно этого желает. Следует избегать ситуаций, когда национальная группа, принявшая решение отделиться от государства, где она составляла меньшинство, использует систематическую агрессию (от которой ранее страдала сама), чтобы держать в подчинении национальные меньшинства в своем составе.

Второй ключевой принцип, на котором должны быть основаны взаимоотношения между нациями, это полная свобода торговли. Если нации стремятся отделиться друг от друга границами, если они препятствуют свободе торговли и принимают протекционистские меры, то это неизбежно рождает потребность в автаркической организации национальной экономики и общества. С экономической точки зрения автаркия нежизнеспособна, поскольку в наше время международного разделения труда нет такой географической области, которая обладала бы всеми ресурсами, необходимыми для поддержания современной экономики. Это значит, что нация, вставшая на путь протекционизма, постоянно будет стремиться расширять свои границы, чтобы увеличить свои экономические, материальные и человеческие ресурсы. Следовательно, протекционизм в разрезе наций неизбежно порождает конфликты и войны: ведь они логически вытекают из цели расширения границ для завоевания рынков и приобретения дополнительных производственных ресурсов. В конечном счете национальный протекционизм в ходе неизбежной войны всех наций против всех наций разрушает и приносит в жертву сами нации. Нетрудно понять, что главной причиной мировых войн всегда был национализм, замешенный на протекционизме, а также, что межнациональные конфликты в их нынешнем виде (в Югославии, на Ближнем Востоке и пр.) прекратились бы, если бы существовал глобальный рынок, на котором для всех наций обеспечивалась бы полная свобода торговли.

В связи с этим принципом следует учитывать следующий экономический закон. При прочих равных, чем меньше государство, с которым связана нация, тем сложнее ему будет внедрить централизованный протекционизм и тем в большей степени оно будет вынуждено мириться со свободой торговли. Причина в том, что чем меньше государство, тем лучше его жители понимают, как сложно им будет получить доступ к иностранным рынкам и ресурсам при отсутствии свободы торговли. И наоборот, чем больше государство (и по размеру, и по количеству живущих на его территории людей), тем легче организовать его экономику на автаркических принципах, причем его граждане в большинстве случаев не будут осознавать, что они теряют из-за отсутствия свободной торговли. Бесспорно, этот важный экономический закон является ключевым аргументом в пользу децентрализации и максимально дробной политической организации наций.

Свободной торговли недостаточно. Требуется еще полная свобода миграции. Если свобода эмигрировать и иммигрировать отсутствует, то между общественными группами может постоянно существовать значительная разница в доходах, вызванная наличием протекционистской монополии на рынке труда (такую монополию обеспечивают как раз границы и законодательное ограничение свободы иммиграции). В конечном счете все это может привести к серьезным беспорядкам и вспышкам насилия в обществе. Тем не менее свобода эмиграции и иммиграции должна подчиняться определенным правилам и принципам, не позволяющим использовать ее для агрессивных интервенционистских целей, которые противоречат свободному взаимодействию наций. Во-первых, «государство всеобщего благосостояния» не имеет права субсидировать иммиграцию. Люди, принявшее решение об иммиграции, должны делать это на свой страх и риск. В противном случае принудительное перераспределение дохода от одних социальных групп к другим создаст искусственные стимулы для иммиграции, что не только изменит направление процессов перераспределения, но и приведет к серьезным конфликтам в обществе. Бесспорно, иммиграция действительно представляет страшную угрозу для «государства всеобщего благосостояния», но не менее бесспорно и то, что в наше время созданием барьеров для иммигрантов занимается именно «государство всеобщего благосостояния». Поэтому единственный способ обеспечить политическое сотрудничество между нациями — это демонтаж «государства всеобщего благосостояния» и полная свобода миграции.

Во-вторых, свобода иммиграции ни в коем случае не означает, что иммигранты тут же получают право голоса, так как в этом случае вновь прибывшие получают возможность политически эксплуатировать нации, традиционно живущие в государстве, куда они переселились. Собирающиеся иммигрировать должны понимать, что они окажутся в иной культурной среде (где, как они ожидают, их уровень жизни повысится) и что переезд не дает им права использовать механизмы политического принуждения (в виде демократического голосования), чтобы вмешиваться в стихийные процессы на тех национальных рынках, куда они входят, и менять их под себя. И только тогда, когда после длительного периода времени они как следует усвоят культурные принципы общества, оказавшего им гостеприимство, им может быть предоставлено право голоса — это ключевое политическое право.

В-третьих, претенденты на въезд в страну должны быть в состоянии продемонстрировать, что они присоединяются к принимающей их социальной группе для того, чтобы внести в ее жизнь вклад в виде трудовых усилий технологических талантов или предпринимательских способностей; иначе говоря, они должны доказать, что им будет на что жить, что они в состоянии прокормить себя и не станут обузой для общества.

Наконец, последний, самый важный принцип иммиграции состоит в том что иммигранты должны уважать материальное (и в особенности уголовное) право принимающей социальной группы, в частности права частной собственности, существующие на их новой родине. Благодаря этому можно будет избежать эпизодов массового захвата чужой собственности (как в случае с бразильскими фавелами, которые всегда строились на земле у которой уже были законные собственники). Наиболее острые проблемы порождаемые иммиграцией, обычно возникают в силу недостаточно четкого разграничения прав собственности и недостаточно надежной их защиты в таких условиях иммиграция неизбежно означает значительные внешние издержки для коренных жителей, что приводит в итоге к вспышкам ксенофобии и насилия, которые, в свою очередь, тоже связаны с высоким социальными издержками. Такие конфликты удается минимизировать или даже свести не нет в той степени, в какой в данном обществе реализован приватизация всех ресурсов.

ЭКОНОМИЧЕСКИЕ И СОЦИАЛЬНЫЕ ПРЕИМУЩЕСТВА ЛИБЕРАЛЬНОГО НАЦИОНАЛИЗМА

Если перечисленные выше принципы соблюдаются, то идея нации не только не препятствует процессу социального взаимодействия, но и приводит, с точки зрения либерала, к важным положительным последствиям, так как она обогащает, усиливает и углубляет стихийный мирный процесс социального сотрудничества. Рассмотрим в качестве примера среду, где реализованы все три принципа, в особенности принципы свободы торговли и свободы миграции, а именно Европейский Союз (в прошлом — Европейское экономическое сообщество). Очевидно, что в этой среде ни одно отдельно взятое национальное государство не имеет права принимать интервенционистские меры или меры институционального принуждения. И мы видим, что в Европе национализм функционирует как противовес социалистическим и интервенционистским силам, воплощением которых являются такие еврократы, как Жак Делор и другие фанатики единой Европы. Нам следует помнить, что при попытке ввести более жесткое государственное регулирование или повысить налоги в каком-то одном государстве или регионе инвестиции и граждане немедленно начинают покидать эту страну и переселяться в другие страны, с менее интервенционистским и более благоприятным регулированием. Например, недавно это произошло во французском городе Дижоне, где ввели такие налоги и такое регулирование рынка труда, что крупнейшие предприятия в регионе закрылись и переехали в другие страны ЕЭС, а именно в Шотландию и другие части Соединенного Королевства. Тот факт, что Маргарет Тэтчер, знаковая фигура для европейского либерализма, была лидером либералов-евроскептиков (к коим отношусь и я) и отстаивала модель либерального национализма против централизаторских усилий Брюсселя, не было ни случайностью, ни противоречием, потому что конкуренция между нациями в условиях свободы торговли ведет к тому, что наиболее либеральные законодательные меры каждой из них перенимаются и начинают применяться всеми остальными в качестве естественного результата конкуренции.

В то же время хорошо понятно, почему социалисты и интервенционисты выступают за создание мощного федеративного и централизованного общеевропейского государства со столицей в Брюсселе. Ведь интервенционистские меры (в области налогов, социальной сферы и рынка труда) можно успешно внедрить лишь при условии, что они будут одновременно навязаны всем государствам и нациям Евросоюза. У социалистов нет иного выхода, кроме как смещать центр тяжести принятия политических решений от национальных государств к центральным европейским структурам, расширяя полномочия и прерогативы расположенных в Брюсселе организаций за счет национальных государств — членов Сообщества. Примечательна крайняя близорукость многочисленных социалистических политиков и, в частности, Фелипе Гонсалеса; они до сих пор не поняли, что в централизованном федеративном государстве значение их собственных государств и наций будет сведено к минимуму. Давно ли вы слышали о главе Техаса? А ведь это, между прочим, тоже государство. Если брюссельские централизаторы одержат верх, то через несколько десятилетий международная роль глав государств (да и королей) вроде Испании и Великобритании будет примерно такой же, как у американских губернаторов.

Другим примером среды со свободной торговлей, внутри которой разные нации конкурируют друг с другом, является сама Испания. Очевидно, что между различными областями и нациями Испании существует свобода торговли и свобода миграции. В итоге конкуренция между регионами привела к некоторому дерегулированию. К сожалению, оно не было достаточно глубоким из-за той роли, которую до сих пор играет во всех провинциях Испании социалистическая партия, выступающая за централизацию и интервенционизм. Тем не менее недавно Министерство финансов Страны Басков отменило налог на наследство, которым облагаются все остальные испанцы (за исключением жителей Наварры), и разрешило предприятиям пересматривать балансы, бросив открытый вызов жадности мадридских фискалов. Отдельно нужно упомянуть о Наварре, которая по историческим причинам сама занимается сбором причитающихся ей налогов. Несмотря на то что до сих пор Наварра пользовалась своими историческими прерогативами очень робко, она представляет собой модель того самого «полностью децентрализованного администрирования», которую следует как можно скорее распространить на все регионы Испании.

ЛИБЕРАЛЬНЫЙ НАЦИОНАЛИЗМ И РОЛЬ ГОСУДАРСТВА

Модель конкуренции между нациями в среде, где соблюдаются три перечисленные нами принципа (самоопределение, свобода торговли и свобода миграции), следует использовать на всех уровнях государственной организации. Ее нужно использовать на верхнем уровне, например применительно к национальным государствам — членам ЕС, в рамках модели либеральной конкуренции между ними, которую отстаивала, как мы помним, Маргарет Тэтчер. Конкуренция между нациями неизбежно приведет к либерализации модели регуляторного социализма, навязываемой из Брюсселя. Но модель либеральной конкуренции следует распространить и вниз, т.е. на те регионы и нации, которые входят в состав различных европейских государств. Например, это относится к Испании и тем автономным сообществам, из которых она состоит. Процесс расширения автономии регионов Испании, с нашей точки зрения, должен завершиться полной административной децентрализацией тех регионов и наций Испании, которые выразят такое желание (по модели Наварры, где достигнут максимально возможный уровень децентрализации).

Итак, какую же роль должно играть государство в отстаиваемой нами либеральной системе конкурирующих наций? Его роль (если у него вообще должна быть какая-то роль) в том, чтобы быть юридическим воплощением трех базовых принципов, обеспечивающих добровольное и мирное сотрудничество между разными нациями. В Испании существование Короны и Государства оправдано лишь в том случае, если эти институты гарантируют и защищают основные принципы либерализма, т.е. свободу торговли, предпринимательства и миграции, как внутри отдельных областей, так и между ними. То же самое можно сказать и о Европейском Союзе. Его единственное предназначение состоит в защите этих принципов, что полностью соответствует духу Римского договора. Кроме того, важно соблюдать принцип, согласно которому ни одна государственная организация не должна обладать полномочиями, которые может исполнять государственная организация более низкого уровня. Соответственно чем выше уровень государственной организации, тем меньше должно быть у нее политических полномочий и тем в большей степени ее компетенция должна иметь чисто юридическую природу (как, например, у суда по правам человека, который занимается прежде всего защитой и обеспечением принципов свободы предпринимательства и торговли). Кроме юридических полномочий у государственных организаций высокого уровня может быть право ограничивать сверху уровень регулирования и налогообложения, устанавливаемый политическими организациями более низкого уровня, в порядке дополнительной защиты свобод граждан. Иными словами, следует препятствовать попыткам автономных регионов (например, Каталонии) безнаказанно ущемлять права граждан, несмотря на формальное наличие свободы торговли и свободы миграции из региона в регион. Представляется вполне разумным, если дополнительно к стихийным процессам конкуренции между нациями, которые обычно приводят к демонтажу интервенционистских мер, государствами и политическими организациями высокого уровня будет установлен максимальный уровень регулирования и налогообложения, который децентрализованные единицы не будут иметь права превышать ни при каких обстоятельствах. Соответственно следует прекратить процесс гармонизации законодательства в рамках Европейского сообщества, поскольку это обычно приводит к распространению интервенционистских мер, действующих в одной из стран Евросоюза, на все остальные страны, и перейти к конкурентному процессу дерегулирования, по отношению к которому Европейское экономическое сообщество должно выполнять исключительно юридическую функцию (защиты прав личности и обеспечения свободы торговли и свободы миграции), а также устанавливать максимальный уровень экономического, социального и фискального вмешательства и регулирования, допустимый в государстве — члене ЕС.

ЛИБЕРАЛЬНЫЙ НАЦИОНАЛИЗМ И СОЦИАЛИСТИЧЕСКИЙ НАЦИОНАЛИЗМ

Легко понять, что причиной тех нынешних бед, которые принято связывать с национализмом, на самом деле является несоблюдение трех базовых принципов либерального национализма. Иными словами, национализм перестает быть позитивной силой мирного процесса общественного сотрудничества и становится источником конфликтов и обид (как это случилось при нынешнем правительстве Каталонии) тогда, когда он перестает быть либеральным и становится интервенционистским, т.е. социалистическим. Таким образом, проблема в социализме, интервенционизме и систематическом использовании принуждения, а не в национализме как таковом. Тем не менее следует признать, что интервенционисты и социалисты часто прибегают к идее нации и проституируют ее, чтобы питать и обосновывать свои насильственные меры. Анализ любого национального конфликта позволяет понять, что причиной проблем и конфликтов является не национализм, а социализм и интервенционизм. Так, война в Югославии немедленно прекратилась бы, если бы там была обеспечена полная свобода миграции в сочетании с общим рынком товаров и услуг и уважением к правам собственности. Конфликт вокруг системы образования, спровоцированный правительством Каталонии, порожден тем, что образование в Каталонии является государственным и финансируется за счет налогов. В силу этого решение о том, на каком языке ведется преподавание, есть политическое решение, представляющее собой систематическое насилие по отношению к широким слоям населения. При наличии свободы образования (т.е. системы школьных ваучеров или иной системы, которая гарантировала бы гражданам свободу выбора) правительство Каталонии не имело бы возможности разжечь конфликт в сфере образования.

МОЖНО ЛИ ОБРАТИТЬ НАЦИОНАЛ-СОЦИАЛИСТОВ В ЛИБЕРАЛЬНЫЙ НАЦИОНАЛИЗМ?

У предлагаемой нами идеи либерального национализма есть то преимущество, что она может раскрыть глаза тем защитникам националистического идеала, которые пока неверно толкуют его требования и выражают свой идеал, в большей или меньшей степени, посредством интервенционизма или социализма.

Истинному националисту можно попробовать объяснить, что есть только две модели сотрудничества между разными нациями. Одна — модель, основанная на принципах свободы торговли, свободы миграции и самоопределения, другая — модель, основанная на протекционизме, государственном вмешательстве и систематическом принуждении. Настоящий националист легко поймет, что модель принудительного протекционизма и агрессии по отношению к другим нациям обречена на провал. Она порождает автаркию, которая, в свою очередь, порождает войны; а военные потери в конечном счете обескровливают нацию, ради защиты которой эти войны ведутся. Следовательно, протекционистская модель отношений между нациями абсолютно нежизнеспособна. Единственная разумная стратегия — и это начинают признавать сами националисты — это равноправное соперничество наций, основанное на принципах свободы торговли и свободы миграции.

Если националист согласился с необходимостью соблюдения принципов свободы торговли и свободы миграции, можно продолжить теоретические разъяснения и рассказать ему, что если он решил быть националистоминтервенционистом и националистом-протекционистом (т.е. в той или иной степени социалистом), то регулирование, за которое он выступает, может принести пользу нации лишь в том случае, если он изловчится и сможет навязать его одновременно всем нациям, с которыми конкурирует его нация. Иными словами, глупо вводить интервенционистские меры или какое-то конкретное регулирование в одном национальном государстве (например, в одном государстве Европейского экономического сообщества), если это регулирование нельзя навязать (с помощью общеевропейской директивы) всем остальным национальным государствам и регионам ЕЭС. Таким образом, если националист с интервенционистскими и социалистическими симпатиями будет упорно и настойчиво продвигать свои интервенционистские инициативы, то в итоге он добьется лишь того, что центр принятия политических и экономических решений той нации, интересы которой он желает защитить, переместится в политический центр того государства или над государственной организации, к которому принадлежит его нация (в Мадрид или в Брюссель). Мы снова приходим к тому, что социалистические инстинкты Жака Делора, Фелипе Гонсалеса и прочих еврофанатиков не изменяют им, когда они стремятся к расширению полномочий Брюсселя. Но то, что многие лидеры националистов в ущерб собственным нациям отстаивают расширение внешней по отношению к ним государственной власти, когда проводят интервенционистскую политику, представляется странным и парадоксальным.

В контексте всего этого можно смело утверждать, что значительная часть ответственности за централизаторскую политику Мадрида лежит на каталонском национализме. Когда лидеры каталонских националистов хотели получить от Мадрида привилегии (протекционистского характера и т.п.), они нисколько не чурались «пактов» с центральной властью, результатом чего становились законы, распространявшиеся на все регионы Испании. Так они увеличивали власть Мадрида в ущерб нации, интересы которой якобы защищали. Следовательно, исторически главную ответственность за централизм Мадрида несут сами близорукие каталонские националисты. И то же самое происходит сегодня в масштабах Европейского экономического сообщества, к помощи которого прибегают лидеры регионов и национальных меньшинств, рассчитывая на то, что это уменьшит полномочия национальных государств. Они не осознают, что усиление ЕЭС приведет к укреплению центральной власти Брюсселя, которая в конечном счете может принести им гораздо больше вреда. Таким образом, простодушные националисты, выступающие за расширение полномочий Брюсселя потому, что это ослабляет национальные государства, и наивные евроэнтузиасты типа Фелипе Гонсалеса, которых побуждают работать на усиление Брюсселя их социалистические инстинкты, становятся, как это ни странно, союзниками. При этом ни те, ни другие не понимают, что за свою любовь к Брюсселю они платят ослаблением испанской национальной идеи и ее главных символов, в том числе монархии, а также постепенным ослаблением идеалов национализма на региональном уровне (поскольку решения региональных правительств имеют все меньшее значение по сравнению с решениями, которые принимаются на уровне ЕЭС).

И снова мы видим, как наивность националистов и социалистов, неверно понимающих собственные интересы, работает против истинно либерального духа, способного обеспечить мирные, гармоничные и плодотворные отношения между нациями.

Тем не менее мы не должны отказываться от попыток переубедить националистов с интервенционистскими склонностями, так как те из них, для кого идеалы национализма важнее интервенционистской идеологии (т.е. идеала принуждения), все-таки потенциально способны понять, что у национализма нет большего врага, чем отстаиваемые ими интервенционистские меры экономического, культурного, лингвистического характера и т.п.

Возможно, разумнее всего объяснять интервенционистский национализм присущими многим нациям комплексом неполноценности и неуверенностью в себе. Именно поэтому наиболее агрессивно ведут себя угасающие нации, которые, естественно, больше всего неуверены в себе. В общем и целом можно сказать, что чем ближе нация к угасанию (т.е. к поглощению другими, более богатыми и динамичными нациями), тем громче будут ее предсмертные хрипы (об этом свидетельствует и ситуация с басками, и, в меньшей степени, вмешательство каталонцев в языковую ситуацию). Уверенная в себе и своем будущем, нация, не боящаяся равноправной конкуренции с другими, — это нация, в которой возобладал описанный нами дух либерального сотрудничества.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ: В ЗАЩИТУ ЛИБЕРАЛЬНОГО НАЦИОНАЛИЗМА

Проделанный нами в этой статье анализ либерального национализма позволяет прийти к заключению, что политика евроскептиков, начатая в отношении Европейского экономического сообщества еще Маргарет Тэтчер, является последовательной и разумной, в отличие от наивного энтузиазма европейских социалистов вроде Фелипе Гонсалеса, Жака Делора и др. Мы должны выступать за то, чтобы нации развивались в условиях свободы торговли, свободы рынка и свободы миграции, потому что это единственная надежная гарантия против регулирования, агрессии и интервенционизма. Мы должны объяснить близоруким националистам всех сортов, что всё, кроме развития национального идеала в обстановке полной свободы, в конечном счете разрушает лелеемую ими идею нации. Отсутствие уверенности в себе и в ценности культурных и лингвистических основ своей нации приводит их к насильственному введению лингвистического, культурного и экономического протекционизма, что в итоге ослабляет нацию и ставит под угрозу сам процесс либеральной конкуренции наций друг с другом. Нацию можно развивать и укреплять только в обстановке свободы. Чем скорее националисты усвоят эти базовые принципы, тем скорее они откажутся от самоубийственной политики, которую вели до сих пор, разрушая и свою нацию, и другие нации, с которыми они вынуждены сосуществовать. Либеральный национализм — это не просто единственная концепция национализма, совместимая с развитием наций, но и единственный принцип, способный обеспечить мирное, гармоничное и плодотворное сотрудничество всех социальных групп во имя будущего.