ОТ ПЕРЕВОДЧИКА

«Американцы один из самых образованных народов земного шара, однако и они обзавелись запретительным таможенным тарифом; нам подавно надо следовать их примеру».

Так говорили и продолжают говорить некоторые органы нашей печати, претендующие быть вершителями одного из самых трудных и сложных экономических вопросов. Прежде всего, такой аттестат незрелости выдается умному от природы русскому человеку едва ли осторожно, так как суть его сводится к тому, что де мы сами не можем уразуметь ни общих законов политической экономии, ни своих собственных интересов; а потому и должны довольствоваться скромной ролью копиистов.

Вдвойне кажется мне невозможным согласиться с такой постановкой вопроса: во-первых, не вечно же оставаться недорослями, способными только обезьянничать; а во-вторых, всего менее уместным нахожу я подражания кому бы то ни было в сфере экономической, где надежнейшие решения только и могут давать: с одной стороны, основательное знание законов политической экономии, с другой - умение применять их к данным условиям страны, немыслимое без обстоятельного знакомства с этими условиями.

Любознательному человеку без сомнения есть чему поучиться в Соединенных Штатах; очень поучителен в них и самый протекционизм; но только в сторону ли подражания?
Чтобы ответить на этот вопрос с полнейшим беспристрастием, достаточно прочесть доклад известного знатока американских дел, сэра Плейфэйра, представителя от фабричного города Лидса в английском парламенте, ездившего в Америку с нарочитой целью изучить ту обстановку, которая завершилась злополучным тарифом  Мак-Кинлея [*The tariffs of the United States in relation to free trade, London, 1890. С докладом этим Е.И. Ламанский ознакомил уже русских читателей; но это было в начале 1891 года, когда о результатах нового тарифа еще нельзя было говорить так решительно, как теперь.] В связи с данными за последнее время, доклад этот дает нам следующую картину.

Первым протекционным тарифом в Северной Америке был тариф Гамильтона 1789 г., по которому средняя пошлина на привозные товары не превышала 8,5 процентов с объявленной цены, причем наиболее распространенные из этих товаров были обложены еще ниже; шерстяные ткани, напр., платили всего 5 процентов с цены, чугун допускался к привозу беспошлинно.

По мере того как протежируемые фабриканты и заводчики входили во вкус своего положения, влияние их на законодательные палаты росло и пошлины на привозные товары все более и более возвышались. В тарифе 1828 года средняя пошлина на все эти товары была поднята уже до 43 процентов с цены, следовательно, за 39 лет упятерилась. Неудивительно, что этот тариф получил у американского народа характерное название «тарифа омерзения»: широкий разгул спекуляции и страшная дороговизна жизни, стачки и кризисы, промышленный застой и сокращение торговли, крупная нажива миллионеров и упадок общего благосостояния разразились, наконец, таким взрывом негодования, что уже в 1846 году конгресс нашел вынужденным понизить средний размер обложения привозных товаров до 23, а в 1857 г. даже до 15 процентов с цены.

К несчастью для Америки, тарифам этим суждено было действовать недолго. Гигантская война с южными штатами и нужда в денежных для нее средствах побудили северную Америку возвратиться к тарифу еще большего «омерзения»: на скорую руку и чисто арифметическим путем был состряпан в 1860 году сумбурнейший тариф, возвысивший средний размер пошлин на привозные товары до 47,5 процентов с цены.

В 1883 году, хотя и сглажены были некоторые явные шероховатости и несообразности этого тарифа, но существенных изменений в нем не последовало, доколе в 1890 году не заменил его тариф Мак-Кинлея, поднявший размер обложения привозных товаров от 40 до 60, а в среднем до 50 процентов с их цены и распространивший "благодеяния покровительства" на все отрасли производства: добывающая промышленность облажена для поддержания обрабатывающей, обрабатывающая - для поддержания добывающей, та и другая – для искусственного поднятия торговли, путем разных премий и субсидий.

Следует заметить, что в деле составления этого тарифа сам Мак-Кинлей, честный и искренне верующий сторонник протекционизма (волею судеб закончивший теперь свою карьеру банкротством), был в Конгрессе только влиятельной ширмой, позади которой усердствовала в свою пользу та небольшая клика миллионеров и синдикатов (по-американски, «попечительств» [очевидно, Я. Новиков имеет в виду trust, -- Гр.С.]), которые держат в своих руках главные отрасли туземной обрабатывающей промышленности и торговли и распоряжаются ценами товаров по своему усмотрению.

До какой беззастенчивости дошла эта клика в деле обложения разных продуктов, смотря по тому, составляют ли они предметы потребления бедных или богатых классов населения, легко убедиться из следующих данных:

1) Такая «роскошь» за столом бедняков, как картофель, бобы, пшеница, лук, яйца, ветчина, сыр и масло, обложена запретительной пошлиной, которая в неурожайные годы должна была сделаться прямо самоубийственной, тогда как в урожайные была чисто фиктивной, потому что все эти продукты составляют в Соединенных Штатах предметы отпускной, а не привозной торговли.

2) Пошлину с простых шерстяных тканей клика возвысила на 100, тогда как с тонких только на 10 процентов; пошлину с подкладочной ткани для платья простого народа она удвоила, тогда как с шелковой для фраков и визиток оставила без изменения; пошлину с простых носовых платков увеличила на 25, а с шелковых только на 10 процентов; пошлину с простых ковров возвысила на 50, тогда как с роскошных на 18 процентов; синдикат стеклянных заводчиков успел добиться пошлины на оконные стекла в 120-125 процентов; а синдикат фабрикантов, изготовляющих перламутровые пуговицы для простонародных костюмов, – даже в 1400 процентов с их цены!..

3) И параллельно со всем этим, в явную насмешку над здравым смыслом, к беспошлинному привозу великодушно допущены мох, морская водоросль, искусственные зубы, окаменелости, сахар-сырец, манна в каплях и аптекарский бальзам gilead.

Одним словом, через весь тариф белой ниткой была проведена та руководившая творцов его истина, что гораздо большую дань можно получить, собирая ее центами с 62-миллионного населения, нежели долларами с нескольких тысяч богачей; чуть не за каждой ставкой ее красуется во весь рост тот или другой, единоличный или коллективный миллионер, – и Плейфэйр скорее преуменьшил, нежели преувеличил, когда высчитал, что к прежним переплатам американцев за разные предметы потребления новый тариф прибавил ежегодно до 3 млн. ф. ст. за шерстяные изделия, 2 млн. за металлические, 1 млн. за льняные и 400 тыс. ф. ст. за хлопчатобумажные, а всего до 6,5 млн. ф. ст. в год за одни эти только товары!

Есть впрочем и более широкая почва для сравнительных выводов, – это именно период умеренных тарифов 1847-1860 годов, сопоставленный с периодом непомерно высоких за последующее тридцатилетие. Вот цифры, которые почтенный исследователь американского протекционизма добыл из первых рук. Никогда в текущее столетие (говорит он) общее благосостояние Соединенных Штатов не возрастало так быстро и заметно, как именно в десятилетие по 1860 год: цена земельной фермерской собственности поднялась за это время на 101 процент, тогда как в десятилетие по 1880 год она увеличилась только на 9 процентов; число крупных фабрик и заводов, с миллионами рабочих, возросло в первое из этих десятилетий на 75, тогда как во второе только на 27 процентов; первые из этих фабрик были притом чисто туземные, тогда как в числе последних очень крупную долю заняли уже английские, переселившиеся в Америку именно с той целью, чтобы собирать пошлинную дань в свою пользу; общая сумма народного богатства страны поднялась в первое десятилетие на 126 процентов, в последнее только на 46 процентов. В частности, избыток протекции туземной шерсти привел к тому, что число овец, простиравшееся в тринадцати наиболее овцеводных штатов еще в 1867 году до 35 млн. упало к 1890 году до 16 млн. голов. Избыток протекции обрабатывающей промышленности за счет земледельческой обесценил продукты последней до того, что 2,622 млн. бушелей разного хлеба, собранного в 1880 году, представляли собой ценность в 237 млн. ф. ст., тогда как 3,355 млн. бушелей, собранных в 1889 году, ценились только в 198,5 млн. ф. ст.; другими словами, сбор хлеба увеличился на 28 процентов, тогда как ценность его понизилась с лишком на 19 процентов и фермер, получавший ранее 10 ф. ст. за 111 бушелей, вынуждался отдавать за ту же цену 170 бушелей или на 53 процента больше. Наконец, искусственно насажденная дороговизна жизни повела к тому, что самое население Соединенных Штатов увеличилось в десятилетие по 1890 год на 23,50 процента и в том числе от перевеса рождений над смертями только на 13,25 процента; тогда как в десятилетие по 1860 год оно возросло на 30 процентов и в том числе от перевеса рождений над смертями на 23 процента; другими словами, нужда и бедность дошли в последнее десятилетие до того, что уменьшили естественный прирост населения на целых 74 процента!

В виду таких ужасающих цифр, удивительным представляется не тот факт, что даже мягкий от природы Сомнер не мог не отнестись к туземным протекционистам иначе, как с чувством презрительного негодования; но именно тот, что столь разорительный для народа тариф мог продержаться в «образованной» республике так долго.

Объясняется это очень просто. Дело в том, что правительство Соединенных Штатов состоит из выборных президента, сената и палаты депутатов. Президент - далеко не конституционный монарх; он «управляет» страной и пользуется огромной властью. Его избрание проходит через две инстанции: в каждом штате народ избирает выборных, а выборные - президента. Понятно, что выборными являются представители большинства. Так, Пенсильвания избирает 32 выборных; если в этом штате 500000 лиц подали голоса в пользу выборных республиканской партии, а 499999 в пользу демократической, то и все представительство Пенсильвании будут принадлежать республиканцам. Такие же порядки соблюдаются при избрании сенаторов и депутатов.

В настоящее время в Америке 44 штата. Если республиканцы получили большинство в 21 штате и демократы в 21, то решение в деле избрания президента зависит от остальных двух штатов, которые поэтому и называются «решающими» - pivotal states. До последнего времени численность республиканской и демократической партий в Америке была почти одинакова. Так в 1876 году в пользу республиканского кандидата на президентский пост Хейза подали голоса 185 выборных, а в пользу демократического Тильдена - 184.

Понятно, что при одинаковой почти численности обеих партий перевес в решающих штатах получается также от небольшого сравнительно числа голосов. И вот, чтобы заручиться этими голосами в свою пользу, заинтересованные лица открыто и бесцеремонно подкупают тамошних избирателей, платя от 10 до 250 руб. за голос. А как свойство высоких таможенных тарифов в том и состоит, что они создают личные интересы, то протежируемые фабриканты и заводчики не затруднились образовать специально-подкупной фонд, который так и называется фондом, портящим нравы (corruption fund), и в который при избрании президента миллионеры вносят обыкновенно громадные суммы: в 1888 году, например, один из них вложил 500, другой 200 тыс. рублей и т.д.

То же самое, но в несколько меньших размерах проделывается обыкновенно при выборе сенаторов и депутатов, так что в конце концов вся власть сосредотачивается в мощных руках «своих» людей, а кто же не знает, что «своя рука - владыка» и что «охулки на руку она не покладает»? В ту пору, как у нас, в Европе, взяточничество и всякая панамщина считаются уголовным преступлением, corruption fund'ы привели американцев к той вере, что «победителям добыча», и чем дальше, тем усерднее они исповедовали эту веру.

Не далее, как в 1887 году, роспись Соединенных Штатов давала на наши деньги в приход 771.680.000 руб., в расход 555.360.000 руб. и в остатке 216.320.000 руб. Тариф Мак-Кинлея начал возделываться в следующем году и вступил в действие 1 октября 1890 г. При обсуждении его в разных инстанциях, Мак-Кинлей и его сторонники напирали главным образом на то, что «дороговизна предметов потребления хороша именно тем, что приучает людей к бережливости», и что, наоборот, в дешевых странах и люди дешевы. В соответствие с такими софизмами, роспись 1891 г. показывала уже крупное вздорожание людей; в приходе значилось по ней 815.360.000 руб. (на 6 процентов более), в расходе 759.200.000 руб. (на 37 процентов более), а в остатке 56.160.000 руб. на 285 процентов менее).

В 1868 г. инвалидам кровавой войны, их вдовам и сиротам выдавалось пенсий на 48 млн. руб.; а в 1891 году уже на 240 млн. руб. [*У нас содержание всей армии не превышает 226 млн.; а пенсии всем чинам империи поглощают не более 34 млн. руб.], или на 400 процентов более. Вместо того, чтобы уменьшаться из года в год после войны, число инвалидов-пенсионеров, волею республиканской партии, поднялось со 198.666 в 1870 г. до 676.160 в 1891 году или на 240 процентов - и всякому американцу очень хорошо известно, что эти quasi-инвалиды не более, как излюбленные «свои люди», которых отчуждать для закулисных воротил властной партии не выгодно; а содержать на собственные деньги слишком уж тяжело.
Все эти подробности, к сожалению, мало известны в России, чем и объясняется, что даже в среде профессорствующей братии находятся у нас люди, советующие подражать американцам. Очевидно, они не ведают, что творят.

Чтобы сколько-нибудь помочь этому неведению, я решился ознакомить читающую нашу публику с книгой известного экономиста, давно уже профессорствующего в одном из просвещеннейших штатов северо-американского союза - в Коннектикуте.

Знаю заранее, что из верующих и лично не заинтересованных [*С лично заинтересованными, как заметил Сомнер (§10), и рассуждать бесполезно.] русских протекционистов, которые дадут себе труд в полчаса «пробежать» любопытнейшее исследование Сомнера, скажут: «а, это все фритредеры» и на этом успокоятся. Но такова участь всяких верований. Попробуйте убедить верующего в домовых и русалок, что их вовсе нет, и точно также услышите: «а, это все безбожники и либералы».

Понятно, что к таким верховной важности вопросам, как вопросы экономического благосостояния страны, нельзя относиться так легко: здесь важно не то, кто писал; важно то, что написал; а в этом отношении ведь не случайность же, что, подобно Сомнеру, лучшие из современных экономистов поголовно фритредеры, как не случайность и то, что тарифу Мак-Кинлея теперь уже готовятся торжественные похороны. Плейфэйр, значит, имел полнейшее основание закончить свой доклад пророчеством, что «реакция наступит в Америке скорее, чем ожидают и тогда исполнится предсказание величайшего из финансистов нашего века Гладстона, что корабли, поддерживающие рейсы между двумя странами, подобно челноку на ткацком станке, выработают ткань согласия между народами».

Кто следит за периодической печатью, тот без сомнения заметил, что навстречу этому «согласию» начинает выступать уже и Западная Европа. Если засим сторонники умеренных и чисто фискальных тарифов не без гордости могут сказать - «и моего тут капля меду есть», то, конечно, больше всех вправе сказать это именно Сомнер. Наболевшая душа его не могла не содрогаться зрелищем того «колоссального самообмана», под гнетом которого так долго изнывал американский народ. Он не задумался бросить на время любимую кафедру и предпринять поездку по разным штатам для специального собеседования со своими согражданами по этому вопросу. Противопоставив их верованиям науку и факты живой действительности, он с неподражаемым искусством разобрал самообман по косточкам, сорвал с него маску и на всех пунктах разбил его в такие дребезги, что американцы, сколько ни приучали их туземные Крезы к «бережливости», не задались бросить своим избирателям 10 млн. долл., чтобы наконец избавиться от него и снова начать жить по правде.

Буду очень счастлив, если книга почтенного профессора убедит хоть малую толку моих соотечественников, что в сфере экономической слишком убыточно в наше время пробавляться одними верованиями, да отжившей свой век "мудростью предков", – каждому овощу свой день.

Я. А. Новиков.