В России имеет место общенациональный консенсус, полное согласие между всеми основными политическими силами по поводу одной из самых базовых и самых разрушительных для страны идей – идеи социального государства. Идеология эта может быть выражена следующим образом: наличие у человека тех или иных личных проблем (бедность, болезнь, старость и т.д.) может быть основанием для предъявления требований к государству – с тем, чтобы оно материально помогло в решении этих проблем. Государство обязано принять соответствующую «социальную программу» и обеспечить ее необходимыми материальными ресурсами и мерами принуждения. Это – консенсус национального самоуничтожения. Идеология социального государства неминуемо ведет к деградации трудовой морали, семьи, «экономическому старению» и упадку.
В начале прошлого года, когда было модно рассуждать о «стратегии развития России», Григорий Сапов заметил: У страны не может быть стратегии […]. Страна, понимаемая как феномен последних двухсот лет, nation-state, характеризуется не стратегией (хотя последняя может приписываться ей историками, противниками или союзниками апостериорно), а принципами, положенными в основание устройства ее основателями, и принципами, которых придерживаются действующие политики.
В конечном счете, политические принципы основываются на идеологии, господствующей в умах жителей страны. Именно идеология определяет долгосрочную перспективу общественных событий и процессов на данной территории. Но то же самое справедливо и для так называемых «угроз» долгосрочного характера. В итоге, главные будущие неприятности вырастают из содержимого наших голов. И первая из таких угроз –
Идеология социального государства
В обобщенной форме эта идеология может быть выражена следующим образом: наличие у человека тех или иных личных проблем (бедность, болезнь, одиночество, пороки и дурные привычки, старость, трудности с самореализацией и т.д.) может быть основанием для предъявления требований к государству с тем, чтобы оно материально помогло в решении этих проблем. Государство же обязано принять соответствующую «социальную программу» и обеспечить ее необходимыми материальными ресурсами и мерами принуждения.
Идеология социального государства официально сформулирована в Конституции РФ (глава 1, статья 7):
Российская Федерация – социальное государство, политика которого направлена на создание условий, обеспечивающих достойную жизнь и свободное развитие человека.
В Российской Федерации охраняются труд и здоровье людей, устанавливается гарантированный минимальный размер оплаты труда, обеспечивается государственная поддержка семьи, материнства, отцовства и детства, инвалидов и пожилых граждан, развивается система социальных служб, устанавливаются государственные пенсии, пособия и иные гарантии социальной защиты.
Глава 2 добавляет к перечню «гарантий социальной защиты» право на труд, на отдых, обещает государственную защиту семьи, социальное обеспечение по возрасту (а также в случае болезни, инвалидности, потери кормильца, для воспитания детей), право на жилище, охрану здоровья и медицинскую помощь, на благоприятную окружающую среду и образование.
Все это звучит настолько привычно, что взгляд проскакивает по словам, не задерживаясь. Однако даже поверхностный анализ конституционных формулировок обнаруживает немало странного и любопытного.
В первой цитате совершенно излишним кажется слово «социальное». Ну чем была бы плоха формулировка: «Российская Федерация – государство, политика которого направлена на создание условий, обеспечивающих достойную жизнь и свободное развитие человека»? Любое государство могло бы провозгласить такие политические цели. Даже ультралиберальное «минимальное государство», по мнению его сторонников, обеспечивает «достойную жизнь и свободное развитие».
По-видимому, слово «социальное» является ограничивающим понятием, определяющим средства достижения указанных целей (т.е. достойной жизни и свободного развития). Иными словами, для российского государства характерно то, что универсальные цели достигаются именно «социальными средствами» (защита труда, отдыха и т.д.). Средства, не входящие в этот список (например, защита прав собственности), атрибутом социального государства не являются. Поскольку предполагается, что достойная жизнь и свободное развитие достигаются с помощью государственных гарантий, а права частной собственности и экономическая свобода если и нужны – то для чего-то совсем другого.
Сам перечень социальных средств, или гарантий является «открытым», – он может быть дополнен и расширен, и для этого не обязательно вносить поправки в Конституцию. Об этом свидетельствует упоминание об «иных гарантиях социальной защиты» и о гарантиях социального обеспечения «в иных случаях, установленных законом» (статья 39). Получается, что если какая-либо новая личная проблема или личное качество граждан вдруг станет «социальной проблемой», то может быть инициирован и сравнительно легко завершен процесс создания нового типа социальных гарантий.
Средства реализации социальных гарантий (часть 2 статьи 7) можно разделить на две группы:
во-первых, запреты на заключение добровольных контрактов определенных видов («минимальный размер оплаты труда»; запрет на договоры о купле-продаже труда по цене ниже определенной величины; «охрана труда» – запрет на заключение трудовых контрактов в определенных условиях);
во-вторых, предоставление материальных благ или выплата денег за счет средств государственной казны (пенсии, пособия, бесплатные услуги и т.д.).
Первый тип социальных гарантий, очевидно, нарушает права частной собственности и принцип свободы контракта. Второй осуществляется путем принудительного лишения граждан части их имущества или имущественных прав с последующей передачей другим гражданам (в частности, путем налогообложения), т.е., опять-таки, с помощью государственного насилия. Такова особенность средств, применяемых социальным государством для обеспечения «достойной жизни и свободного развития» граждан: они предполагают физическое насилие или угрозу такового над частью граждан.
Иногда на это возражают так: «Государство может получать доходы не только от налогов, но и от госимущества. Поэтому можно считать, что государственные пособия обеспечены достоянием государства, т.е. представляют собой ренту и процент на государственный капитал. При этом получатели пособий выступают в роли совладельцев этой собственности».
Этот аргумент не выдерживает критики. Настоящие рыночные рента и процент зависят от конъюнктуры, от решений собственников по размещению ресурсов и от эффективности управления имуществом. Очевидно, что в случае социальных гарантий такая зависимость отсутствует. Их размеры не зависят от величины доходов, приносимых государственным имуществом. Гарантии жестко связаны с самим существованием данного государства. А поскольку реальное государство, в силу известных причин, является наименее эффективным собственником, доходов от его имущества всегда будет не хватать, и социальные выплаты будут осуществляться в основном за счет налоговых поступлений.
Социальные гарантии связаны с другим концептом – «социальными правами». Они принципиально отличаются от прав собственности и личных прав. В отличие от последних, «социальное право» – всегда некая абстрактная претензия на часть имущества других членов общества. Поэтому социальные права принципиально несовместимы с правами частной собственности: в той степени, в какой реализуются первые, попираются вторые.
Идеология социального государства требует для своей реализации особых институтов, основанных на насильственном ограничении прав собственности и личных прав одних граждан в пользу других. При этом перечень оснований для такой агрессии изначально и принципиально не ограничен. Эта идеология не только формально положена в основу конституционного строя нашей страны, но и глубоко укоренилась в массовом сознании, в политической идеологии правящего класса, в мышлении интеллектуалов. Общепризнанно, что социальное государство представляет собой высшее достижение западной цивилизации, воплощение общечеловеческих ценностей, и, одновременно, – наилучшим образом соответствует уникальным национальным особенностям России.
Долгосрочные последствия социального государства
Стимулы влияют на поведение людей. Если в стране платят за бедность, болезни и старость, то население через некоторое время становится бедным, больным и старым. Такая формулировка может показаться чересчур прямолинейной. Большинство читателей этих строк не живет на пособие и вряд ли откажется от самостоятельного решения своих проблем даже в том случае, если пособие будет существенно увеличено по сравнению с нынешним. И все же посмотрим на долгосрочные последствия введения государственной системы социальных гарантий.
Получатели пособий и предприниматели политического рынка
Возьмем в порядке мысленного эксперимента простейший случай социальной помощи – пособие бедным. Предположим, что изначально в данной стране не платят пособий, и все живут на доходы от участия в производстве, за счет родственников или частной благотворительности. Однако всегда существует группа людей, которые в случае получения небольшой государственной субсидии откажутся от участия в экономической деятельности (т. наз. «предельные», или «маргинальные» получатели пособия). Учреждение выплат по бедности стимулирует этих людей к тому, чтобы стать постоянными бедными «на окладе».
Аналогичный эффект имеет место в случае частной благотворительности, а также при объединении рисков в системе частного страхования. Хорошо известно, что страхование недвижимости стимулирует небрежность в обращении с имуществом, а медицинское страхование – рост заболеваемости. Но если эта деятельность замыкается в рамках частного сектора (происходит в рыночной экономике), у этих эффектов существуют естественные ограничения – бюджетные возможности благотворителя или страховой компании, которые предпринимают специальные усилия, чтобы уменьшить влияние негативных стимулов.
Иное дело – государственная благотворительность или страхование. Государство всегда имеет возможность переложить бремя своих расходов на налогоплательщиков. Включается «денежный насос», рабочий цикл которого выглядит примерно так:
политическая поддержка получателей пособий ==> увеличение государственных обязательств ==> увеличение налоговой нагрузки ==> увеличение пособий ==> политическая поддержка получателей пособий и т.д.
Политическая база тех, кто добивается увеличения выплат, увеличивается. Растут также уровень пособий, расходы на них и количество «бедняков на государственном окладе».
Этот процесс имеет не только количественное, но и качественное измерение. Идеология социального государства не ограничивает список оснований получения пособия. Поэтому «предприниматели политического рынка» могут осуществлять инновации, придумывая новые социальные проблемы и требуя для их решения нового перераспределения собственности. Таким образом, можно бороться за введение специальных пособий для многодетных и бездетных, для молодежи и пожилых, для семейных и одиноких. Можно требовать устранения несправедливых различий в доходах женщин и мужчин, высоких и низких, красивых и некрасивых, сообразительных и тугодумов и т.д. Любая личная проблема может быть превращена в «социальную».
В ходе описываемого процесса возникает новый класс людей, занятых поиском новых форм и методов государственного перераспределения и обеспечением работы соответствующих институтов. Современная массовая демократия, основанная на всеобщем избирательном праве и абсолютном суверенитете народа, как нельзя более способствует бурному развитию социального государства. Социальному государству, тем более – демократическому – свойственна тенденция к увеличению численности получателей пособий и росту суммарных выплат, т.е. к отвлечению постоянно возрастающего количества людей и ресурсов от производительной деятельности к непроизводительному потреблению.
Государственные пенсии стимулируют экономическое старение
Несколько более сложный и растянутый во времени механизм действует в случае государственных пенсий по старости. Чтобы стимулы заработали в полную силу, должно смениться несколько поколений. Однако результаты столь же предсказуемы и печальны.
Современные распределительные пенсионные системы основаны на том, что государство заставляет граждан трудоспособного возраста содержать пожилых людей, для чего облагает налогом зарплату и перераспределяет средства от работающих к пенсионерам. Практически во всех странах мира эти системы не в состоянии справиться со своими функциями и либо уже обанкротились (причем неоднократно, как в России в 1992 и 1998 гг.), либо приближаются к банкротству. Слаборазвитые страны, чтобы отодвинуть банкротство, нередко прибегают к инфляционному обесцениванию пенсионных выплат. Развитые страны предпочитают наращивать налоговое бремя и госдолг, что тоже не может продолжаться вечно (см. статью Хосе Пиньеры, автора чилийской пенсионной реформы http://www.libertarium.ru/libertarium/105318 ).
Проблема в том, что величина поступлений в пенсионный фонд, приходящаяся на одного пенсионера, в долгосрочном плане имеет тенденцию к уменьшению. Обычно это объясняют естественным процессом старения населения по мере роста уровня жизни: более обеспеченные люди сокращают количество детей в семье, чтобы обеспечить каждому члену семьи приемлемый стандарт потребления. Но этот тезис не раскрывает причины кризиса распределительных пенсионных систем. Если численность работников уменьшается, то, при прочих равных, увеличивается цена труда и размеры выплат каждого работника в пенсионный фонд. А если при этом продолжается накопление общественного капитала, то уровень заработной платы получает импульс к еще большему росту. Этих факторов может оказаться достаточно, чтобы компенсировать воздействие естественно-добровольного старения населения.
Увеличение продолжительности жизни (развитие медицины и т.д.) также не раскрывает причин кризиса пенсионных систем. Ведь с улучшением здоровья и ростом продолжительности жизни отодвигается и верхняя граница физической трудоспособности. По идее, должна увеличиваться и граница пенсионного возраста – так, чтобы баланс работающих и пенсионеров в обществе поддерживался в пределах, необходимых для нормального функционирования пенсионной системы. Но этого не происходит.
Чтобы понять причины кризиса распределительных пенсионных систем, придется опять обратиться к вопросу о стимулах, которые они создают. Во-первых, государственная пенсия дополнительно стимулирует снижение рождаемости и распад традиционной «атомарной» семьи. Ведь если государство обеспечивает человеку старость, его заинтересованность в создании крепкой семьи, в рождении и воспитании детей уменьшается (напомним, что речь идет не о всех клиентах государственной пенсионной системы, а о «маргинальных» получателях).
Во-вторых, в случае пенсионных выплат тоже работает «политический денежный насос», создающий мощное давление в сторону облегчения условий выхода на пенсию, прежде всего – снижения пенсионного возраста в целом и по отдельным сферам занятости. Наконец, госгарантии стимулируют людей меньше заботиться о будущем и больше потреблять в настоящем. Временные предпочтения индивидов увеличиваются (уменьшается склонность к сбережениям). Следствием становится замедление процессов накопления капитала в обществе и, следовательно, сдерживание роста уровня заработной платы, от которого зависит величина поступлений в пенсионный фонд.
Все эти факторы в долгосрочном плане создают мощную тенденцию к опережающему росту обязательств распределительной пенсионной системы по отношению к ее ресурсам. Демографическое старение населения – только один из аспектов этого процесса «экономического старения».
Проиллюстрирую приведенные выше рассуждения простым примером из нашей жизни. Представим себе человека, получающего среднероссийскую зарплату в течение 40 лет трудовой жизни — в марте 2002 года средняя начисленная зарплата составляла 4 172 рубля. (Далее все расчеты ведутся в ценах марта 2002 года, т. е. влияние инфляции уже учтено). В настоящее время Пенсионный фонд РФ получает примерно 29 процентов этой суммы (1 209 рублей 88 копеек). Предположим, что вместо этого работнику предоставлена возможность вложить эти деньги, например, в квартиру для сдачи в аренду, в банк, в иностранные облигации или во что-либо еще под три процента годовых. Предполагается, что накопление будет происходить по принципу «сложных процентов» (проценты на проценты). Сколько этот человек накопит в этих условиях к моменту выхода на пенсию через 40 лет? Простое упражнение на геометрическую прогрессию или нажатие кнопки на калькуляторе с финансовыми функциями покажет нам сумму 1 094 710 рублей. Только проценты с этой суммы (три процента годовых) составят 2 737 рублей в месяц, причем после его смерти вся сумма вклада перейдет к наследникам. Если же он не будет жить на процент, а купит аннуитет (обязательство ежемесячной пожизненной выплаты определенной суммы), то его содержание составит намного большую сумму. Для сравнения: средняя пенсия в марте 2002 года составляла 1 326 рублей 70 копеек, причем пенсионер после смерти не оставлял своим наследникам никаких активов, доход с которых обеспечивал эту пенсию.
Конечно, это модельный пример. В реальности, как мы видели, ситуация еще хуже для государственной пенсионной системы, которая действует в соответствии с описанной выше внутренней логикой.
Не будет преувеличением сказать, что «солидарная» система построена по принципу, очень напоминающему «финансовую пирамиду», в которой деньги тех, кто приходит в систему, используются для оплаты обязательств перед теми, кто в ней находится и ее покидает. Понятно, что в «пирамиде» в относительном выигрыше оказываются те, кто пришел в нее и вышел из нее раньше — поэтому в советский период пенсионеры жили лучше, чем сейчас. Отличие такой пенсионной системы от классических «пирамид» вроде МММ состоит в ее принудительном характере.
В качестве панацеи в последнее время предлагается переход к так называемой «накопительной» системе, при которой работник получает право размещать все или часть насильственно изъятых у него средств в те или иные инвестиционные институты. Но это не решает проблем. Во-первых, значительная часть средств «накопительной части» зачастую в обязательном порядке вкладывается в государственные обязательства (как это было в Чили и как предлагается ныне в России), и поэтому общая финансовая схема остается по сути той же самой. Во-вторых, и это самое главное, «накопительная» система страдает все тем же фундаментальным пороком: ответственность за будущее человека лежит не на нем самом, а на государстве — со всеми вытекающими последствиями. И этот порок невозможно исправить с помощью финансовых схем и технологий.
Моральная деградация
Как ни парадоксально, еще одно долгосрочное последствие идеологии и практики социального государства – упадок в обществе традиционных ценностей и морали. Относительно трудовой морали это, по счастью, всем уже давно ясно. Сложнее влияние гарантий на уменьшение рождаемости и распад семьи. Один фактор – пенсионные гарантии. Вторым стимулом становится принудительное среднее образование, сопровождаемое запретом на детский труд. В результате увеличивается срок, в течение которого дети являются для родителей не «активом», а «обязательством», – не подмогой, а обузой. Еще один стимул – социальная помощь неблагополучным и неполным семьям. По факту социальное государство материально поощряет внебрачную рождаемость, безответственность родителей по отношению к детям и другие формы поведения, несовместимые с традиционными семейными устоями.
Хотя наше изложение долгосрочных последствий социального государства почти не содержит ссылок на практический опыт современных государств этого типа, за обобщенной логикой легко просматриваются до боли знакомые черты. Можно ли представить себе государство, более «социальное», чем СССР? Долгосрочные последствия его существования мы имеем возможность наблюдать каждый день.
Нельзя обойти вниманием еще одну особенность социального государства — систематическое поощрение преступного и аморального поведения. Несомненно, для человека, совершившего преступление, особенно попавшегося на преступлении, этот факт представляет большую личную проблему. Теперь достаточно объявить эту проблему социальной — и вот вам еще один пакет материальных претензий к государству, т. е. косвенно — ко всем согражданам, включая жертвы преступления. Далее начинает работать уже известный нам «политический денежный насос», и преступная деятельность со временем приобретает характер постоянного образа жизни, субсидируемого государством.
Идеология социального государства в российской политике
Как относятся различные политические силы, действующие в России, к стратегической угрозе, которую несет в себе эта идеология? Как ни странно, «непримиримые враги» демонстрируют в этом вопросе трогательное единодушие. Более того, они держатся за идеологию социального государства, несмотря даже на то, что она вступает в противоречие с целями и ценностями, которые сами политические силы провозглашают в качестве базовых.
Кому как не «правым» - правительственным либералам всех призывов – быть принципиальными оппонентами социального государства? Кто, если не они, должен предложить выход из этого тупика? Однако, все «либеральные» идеологи – от Гайдара до Грефа – рассматривают рост социальных гарантий как одну из главных целей экономической политики, для которой экономическая свобода и частная собственность – всего лишь средство.
Признают они и существование отрицательных стимулов гарантий. Для решения этой проблемы выдвигается идея «адресной социальной помощи». Однако проблемы это не решает, так как политический механизм расширения количества получателей и увеличения размеров вспомоществования не ликвидируется. Более того, последовательная реализация «адресного подхода» потребует создания мощной системы слежки за повседневной жизнью тех, кто получает пособия или претендует на них. На самом деле, чтобы определить, имеет ли право человек на пособие по бедности, надо отслеживать все его доходы и расходы. Чтобы гарантировать, что получательница пособия одиноким матерям заслуживает его, надо выяснить, не сожительствует ли она с мужчиной, и т.д. Если это не полицейское государство, то что?
Не менее парадоксальна позиция «государственников», стремящихся к укреплению военной мощи и международного влияния России. Все они, от коммунистов до «кремлевских прагматиков», не только не ставят под сомнение благотворность социального государства для достижения этих целей, но, как правило, прямо заявляют, что одно предполагает другое. Парадокс же состоит в том, что в краткосрочном плане социальные и военные расходы осуществляются из одного, ограниченного бюджета.
Исторический опыт наглядно демонстрирует, что учреждение институтов социального государства – первый шаг к крушению великих империй. Социальная политика истощает богатство общества, подрывает его производительные силы и моральные устои. Так было с древними Афинами и Римом, так было с Британской империей. То же происходит и с современной мировой империей – США, где «социальное милитаристское государство» (welfare-warfare state) упорно прокладывает дорогу к собственному упадку. Неужели «государственники» хотят этого?
Наконец, традиционалисты-консерваторы. Уж эти-то точно должны активно выступать против институтов, разрушающих традиционную мораль. Но нет – они всецело разделяют идеологию социального государства, о чем свидетельствует официально принятая социальная доктрина РПЦ.
Одним словом, совершенно не правы те, кто сетует на отсутствие в России общенационального консенсуса. Наоборот, имеет место полное согласие между всеми основными политическими силами по поводу одной из самых базовых и самых разрушительных для страны идей – идеи социального государства. Это – консенсус национального самоуничтожения.
Устранение долгосрочной угрозы, которую представляет для России идеология социального государства, должно стать общенациональным делом. Общество должно отказаться от этой идеологии, поэтапно и полностью демонтировать соответствующие институты. Взаимная помощь должна осуществляться только на добровольных началах в рамках негосударственных институтов – семьи, религиозной и соседской общины, частной благотворительности. Таково необходимое условие сохранения России как независимой страны, и процветания ее народа.
Юрий Кузнецов
Ниже более ранний раздел
Новый тоталитаризм
У идеологии (и практики) социального государства есть и еще одна сторона, которая крайне редко привлекает внимание даже академических кругов, не говоря уже о широкой публике. Речь идет об огромных возможностях для осуществления ничем не ограниченной и никем не контролируемой власти.
Поскольку деятельность социального государства связана с перераспределением богатства, она неизбежно создает множество социальных групп, находящихся в антагонистических отношениях: то, что дается одним, сначала должно быть отнято у других. Распределение государственных средств также создает антагонизм: то, что дается одним, не может быть одновременно дано другим.
Следовательно, возникает необходимость в арбитре, стоящем «над схваткой» и обладающем властью решать, чьи потребности более насущны. Апелляция к мнению большинства — не выход, так как всегда возникает вопрос: «А кто это сказал, что решать должно большинство?» Даже если придерживаться принципов мажоритарной демократии, с необходимостью должен существовать авторитетный источник самих этих принципов, и тут опять появляется фигура верховного арбитра. Она неизбежно предполагается самой логикой социального государства.
На практике эту роль принимает на себя правящая элита социального государства, которая в наше время состоит из узкого круга высших бюрократов, крупнейших политиков, деятелей массмедиа и небольшого числа крупных бизнесменов. Эти люди получают невиданные в истории человечества возможности для социального контроля и манипулирования поведением людей[13]. Они могут эффективно реализовывать такие проекты из области социальной инженерии, какие и не снились тоталитарным властителям прошедших эпох. Инструментарий варьируется от прямого подкупа отдельных социальных групп путем предоставления льгот и пособий до специальных административных механизмов социального контроля, вроде агентств по планированию семьи и защите прав детей или судебных механизмов обеспечения межрасовой толерантности.
Экономически и морально деградирующее общество, находящееся под тоталитарной властью циничных властолюбцев и интеллектуалов, одержимых идеей перестройки человеческой природы, — вот финальное состояние «социального государства». Если нам суждено увидеть реализацию великих антиутопий, то скорее всего это произойдет через развитие идей и практики государственной благотворительности.
- Войдите, чтобы оставлять комментарии