Я бы очень желал, чтобы установили премию не 500, а 1 миллион франков с награждением ещё крестами и лентами для выдачи их тому, кто дал бы хорошее , простое и вразумительное определение слова Государство.
Какую громадную услугу оказал бы он обществу!
Государство! Что это такое? Где оно? Что оно делает? Что должно делать?
То, что мы знаем теперь про него, - это какая то таинственная личность , которая, наверное, более всех на свете хлопочет, более всех тормошится, более всех завалено работой, с которой более всех советуются, которую более всех обвиняют, к которой чаще всех обращаются и взывают о помощи.
Я не имею чести знать вас, милостивый государь, но готов какое хотите пари - один против десяти - что вы в течении уже шести месяцев занимаетесь составлением утопий, и бьюсь об заклад - один против десяти, - что исполнение ваших утопий вы возлагаете на Государство. А вы, милостивая государыня, я уверен в этом, от всего сердца желаете изучить все страдания бедного человека и были бы очень рады, если бы Государство пришло вам на помощь.
Но увы, несчастное Государство, подобно Фигаро, не знает, кого слушать, в какую сторону повернуться. Сто тысяч голосов из печати и с трибуны кричат ему все разом:
"Организуйте труд рабочих!"
"Искорените эгоизм",
"Подавите нахальство и тиранию капитала",
"Сделайте опыты с навозом и яйцами",
"Избороздите страну железными дорогами",
"Оросите равнины",
"Посадите лес в горах",
"Постройте образцовые фермы",
"Откройте благоустроенные мастерские",
"Населите Алжир",
"выкормите детей",
"Обучите юношество",
Поддержите старость",
"Разошлите жителей городов по деревням",
"Уравновесьте выгоды всех отраслей промышленности",
"Дайте взаймы деньги без процентов всякому, кто желает получить",
"Освободите Италию, Польшу, Венгрию",
"Обучите верховую лошадь",
"Поощряйте искусство, дайте нам музыкантов и танцовщиков",
"Запретите торговлю и заодно создайте нам торговый флот",
"Отдайте истину и зароните в наши головы семена разума. Назначение Государства - просвещать, развивать, расширять, укреплять, одухотворять и освящать душу народов".
"Но господа, минуту терпения, - жалостливо отвечает Государство. - Я постараюсь удовлетворить вас, но для этого мне необходимы некоторые средства. Я заготовлю проекты пяти или шести налогов, совсем новых и самых благословенных в мире. Вы увидите сами, с каким удовольствием будут платить их".
Но тут поднялся страшный крик: "У-у! Нечего сказать, не велика заслуга сделать что-нибудь на такие средства! К чему же тогда и называться Государством? Нет, вы бросьте ваши налоги, мы же требуем ещё отмены старых налогов. Уничтожьте налог на соль, на напитки, на литературу, патенты, а так же поборы".
Среди этого гвалта, после того как страна два или три раза меняла своё Государство за то, что оно не удовлетворяло всех её требований, я хотел бы заметить, что она страдает противоречием. Но, Боже мой, на что я отваживаюсь?! Лучше было бы сохранить мне это замечание про себя.
И вот я навсегда скомпрометирован, теперь все считают меня человеком без сердца, без души, сухим философом, индивидуалистом, буржуа - одним словом, экономистом английской или американской школы.
О, простите меня, великие писатели, которые не перед чем не останавливаются, даже перед противоречиями. Я, конечно, не прав, я охотно отступаю. Я ничего так не желаю, будьте уверены в этом, как если бы вы действительно открыли вне нас существующее благотворительное и неистощимое в своих благодеяниях существо, называемое Государством, которое имело бы наготове хлеб для всех ртов, работу для всех рук, капиталы для всех предприятий, кредиты для исправления всех проектов, масло для всех ран, целебный бальзам для всех страданий, советы на случай всяких затруднений, решения по всем сомнениям, истину для всех умов, развлечение от всякой скуки.молоко для детей, вино для старцев, которое предусматривало бы все наши нужды, предупреждало бы все наши желания, удовлетворяло бы нашу любознательность, исправляло бы все наши промахи, все наши ошибки и избавляло бы нас от всякой предусмотрительности, осторожности, проницательности, опасности, порядка, экономии, воздержания и всякого труда.
И почему мне не желать этого? Ей-богу, чем больше я размышляю об этом, тем больше убеждаюсь, как это было бы удобно для всех, мне же самому хочется поскорее воспользоваться этим неисчерпаемым источником богатства и света, этим непогрешимым советником, которого вы зовёте Государством.
Вот почему я и прошу. чтобы мне показали, определили его, и вот почему я предлагаю учредить премию для того, кто первый откроет этого Феникса. Согласитесь же со мной, что это драгоценное открытие ещё не сделано, потому что до сих пор всё, что являлось под именем Государства, народ тот час же опрокидывал именно за то, что оно не выполняло нескольких противоречивых требований программы.
Говорить ли? Я боюсь, чтобы в этом отношении мы не сделались игрушкой самой страшной иллюзии, которая когда-либо овладевала умом человека.
Человеку свойственно иметь отвращение к труду и страданиям, а между тем он облегчён самой природой страдать от лишений, если не возьмёт на свои плечи всю тягость труда, ему остаётся только выбрать одно из этих двух зол. Но что надо сделать, чтобы избегнуть того и другого? До сиз пор он находил для этого только одно средство - пользоваться трудом своего ближнего - и никогда не найдёт другого. Надо сделать так. чтобы труд и удовольствие не распределялись между всеми в естественной пропорции, но чтобы весь труд падал на долю одних, а все удовольствия жизни приходились на долю других. Отсюда рабство и хищение, в каком бы виде они не проявлялись: в виде войн, лицемерия, насилия, стеснений, обманов, чудовищных злоупотреблений и т.д., - вполне согласны с породившей их мыслью. Должно ненавидеть и бороться с притеснителями, но всё-таки нельзя упрекнуть их в том, что они не последовательны.
С одной стороны, рабство, хвала Господу, отживает свой век. С другой стороны, хотя существующая теперь возможность для каждого защитить своё добро затрудняет всякое прямое и открытое хищение, однако сохраняется ещё несчастная первоначальная склонность, присущая всем людям, - делить сложные дары жизни на две части, на одних валить всю тяжесть труда и страданий, а для себя самих сохранять только удовольствие этой жизни. Посмотрим. в какой новой форме проявляется это печальное направление.
Притеснитель не давит теперь притесняемого прямо собственными руками - наша совесть стала к этому слишком чувствительна. Тиран и его жертва ещё существуют, но между ними поместился посредник - Государство, т.е. сам закон. Чем, спрашивается, лучше всего можно заглушить укоры совести. а что ещё дороже - преодолеть сопротивление? И вот все мы по тому или другому праву, под тем или другим предлогом обращаемся к Государству. Мы говорим ему: "Я нахожу, что соотношение между моими радостями жизни и трудом не удовлетворяет меня, и я хотел бы для восстановления желаемого равновесия между ними пользоваться чем-нибудь от благ моего ближнего. Но это не безопасно для меня. Не можете ли вы помочь мне в этом? не можете ли вы дать мне хорошее место? или побольше стеснить промышленность моих конкурентов? Или даром ссудить меня капиталами, которые вы отобрали у их владельцев? Или воспитать детей моих за казённый счёт? Или дать мне премию в виде поощрения? Или обеспечить меня, когда мне исполнится 50 лет? Тогда со спокойной совестью я достигну своей цели, потому что за меня будет действовать сам закон, а я буду пользоваться всеми выгодами хищения, ничем не рискуя и не возбуждая ничьего негодования!"
Так как, с одной стороны, очевидно, что все мы обращаемся к Государству с подобными требованиями, а с другой стороны, доказано, что Государство не может удовлетворить одних, не усилив тягость других, то в ожидании иного определения Государства я позволю себе привести здесь моё мнение. Почём знать, может быть, оно и удостоится премии& Вот оно.
ГОСУДАРСТВО - ЭТО ГРОМАДНАЯ ФИКЦИЯ, ПОСРЕДСТВОМ КОТОРОЙ ВСЕ СТАРАЮТСЯ ЖИТЬ ЗА СЧЁТ ВСЕХ.
В наше время, как и прежде, каждый в большей или меньшей степени хочет пользоваться трудом ближнего. Никто не позволяет себе явно выражать это чувство, и всякий скрывает его даже от самого себя. Но как же поступают тогда? Выдумывают посредника и обращаются к Государству, которому каждый класс общества по очереди говорит так: "Вы, которые законно и честно можете брать, берите у общества, а мы поделим". Увы! Государство всегда слишком склонно следовать такому адскому совету, так как оно состоит из министров, чиновников и вообще людей, сердцу которых никогда не чуждо желание и которые готовы всегда как можно скорее ухватится за него, умножит свои богатства и усилить своё влияние. Государство быстро соображает, какую выгоду оно может извлечь из возложенной на него обществом роли. Оно станет господином, распорядителем судеб всех и каждого; оно будет много брать, но зато ему и самому много останется: оно умножит число своих агентов, расширит область своих прав и преимуществ, и дело кончится тем, что оно дорастает до подавляющих размеров.
Но что следует хорошенько заметить себе, это поразительное ослепление общества на сей счёт. Когда солдаты победоносно и радостно обращали в рабство побеждённых, они были, правда, варварами, но небыли непоследовательны. Цель их, как и наша, состояла в том, чтобы жить за счёт других, но они ни в чём не противоречили ей. А что мы должны думать о народе, который и не подозревает, что взаимный грабёж есть всё-таки грабёж, хотя он и взаимный; что он не стал менее преступен потому, что совершается в установленном законом порядке; что он ничего не прибавляет к общему благосостоянию, а, напротив, ещё умаляет его на всю ту сумму, которой стоит ему разорительный посредник, называемый Государством?
И эту великую химеру мы начертали в назидание народу на фронтоне нашей конституции. Вот первые слова, которыми начинается её вступление:
Франция учредила республику для того, чтобы... поднять всех граждан на всё возвышающуюся ступень нравственности, света и благосостояния".
Следовательно, по этим словам, Франция, т.е. понятие отвлечённое, призывает французов. т.е. действительно существующих людей, к нравственности, благосостоянию и т.д.
Не значит ли это, по смыслу этой самой иллюзии, ожидать всякого блага не от самих себя, а от чьей-то сторонней энергии? Не указывает ли это на то, что рядом и независимо от французов существует ещё какое-то добродетельное, просвещённое и богатое существо, которое может и должно изливать на них свои благодеяния? Не даёт ли это право предполагать, и притом без всякой надобности, что между Францией и французами, т.е. между простым, сокращённым и отвлечённым понятием о всех личностях в совокупности и между этими самыми личностями, существует ещё какие-то отношения отца к сыну, опекуна к опекаемому, учителя к ученику? Кто не знает, что иногда выражаются метафорически и называют родину нежной матерью. Но чтобы доказать воочию всю бессодержательность приведённого положения нашей Конституции, достаточно показать, что она не только легко, но и с выгодой для здравого смысла может быть выражено в обратной форме. Так пострадало бы точность выражения, если бы во вступлении было сказано: "Французы устроились в республику, чтобы призвать Францию на всевозрастающую ступень нравственности, света и благосостояния"?
Какое же значение имеет аксиома, в которой подлежащее и дополнение могут свободно переставляться без ущерба смыслу? Всякий понимает, когда говорят мать: мать выкормила ребёнка, но страшно было бы сказать: ребёнок выкормил мать.
Американцы иначе понимали отношение граждан к Государству, когда в заголовке своей Конституции начертали следующие простые слова:
" Мы, народ Соединённых Штатов, желая образовать более совершенный союз, установить справедливость, обеспечить внутреннее спокойствие, оградить, умножить общественное благосостояние и обеспечить блага свободы себе и нашему потомству, постaнoвляем..."
Тут нет ничего химерического, нет ни какой абстракции, от которой граждане требовали бы всего. Они надеются только на себя, на свою собственную энергию. ( к большому сожалению такого в США уже нет около 100 лет! Мой? libertary комент)
Если я позволил себе критически отнестись к первым словам нашей Конституции, то не из-за метафизической тонкости, как это можно подумать, а просто потому, что, по моему убеждению, это олицетворение Государства служило в прошлом и послужит в будущем обильным источником для всяких бедствий и революций. (!!!)
И точно, общество с одной стороны, Государство - с другой стоят как два различных существа; последнее должно изливать на последнее целый поток человеческих радостей, а первое имеет право в изобилии требовать их от него. Что должно произойти при этом?
Ведь Государство не об одной руке не может быть таковым. У него две руки - одной брать, а другой раздавать или, иначе, одна тяжёлая, а другая лёгкая рука. деятельность второй по необходимости подчинённая деятельности первой. Строго говоря, Государство может брать и не отдавать, что и случается иногда. Это объясняется пористым и липким свойством обеих рук, в которых всегда удерживается какая-нибудь часть, а иногда всё с полна, до чего только не прикасается. Но чего ни когда не видел, чего никогда не увидит и чего предположить нельзя - чтобы Государство возвращало обществу более, чем сколько получило от него. Совершенно безрассудно с нашей стороны то, что мы становимся по отношению к нему в положение каких-то смиренных нищих. Для Государства, безусловно, невозможно предоставлять частные выгоды некоторым лицам без того, чтобы не нанести большего вреда целому обществу.
Очевидно, стало быть, что Государство оказывается вследствии наших обращаемых к нему требований в заколдованном кругу.
Если оно отказывает делать добро, которого от него требуют, о его обвиняют в слабости, нежелании, неспособности. Если оно хочет исполнить это требование, то принуждено давит народ двойными налогами. т. е. делает больше зла, чем добра, и навлечёт на себя общее нерасположение с другого конца.
Таким образом, у общества две надежды, у правительства два обещания: много благ и ни каких налогов. Так как надежды и обещания противоречат друг другу, то они никогда не осуществляются.
Не в этом ли причина всех наших революций? Между Государством, раздающим не исполнимые обещания, и обществом, преисполненным неосуществимых надежд, становится два класса людей: честолюбцы и утописты. Роль их вполне определяется их положением. Достаточно этим искателям популярности крикнуть народу: "Правительство обманывает тебя; если бы мы были на его месте, то осыпали бы тебя благодеяниями и освободили бы от налогов!" - и народ верит, надеется, делает революцию.
И лишь тoлько друзья его заберут власть в свои руки, как их уже заваливают бесчисленными требованиями о уступках. "Дайте же мне работы, хлеба, пособия, денег, образования, колоний, - кричит народ, - и освободите меня, как вы обещали мне, из когтей казны".
Новое Государство смущается не менее прежнего, потому что в отношении невозможного очень легко давать обещания, но не легко исполнять их. Оно старается выгадать время, которое нужно ему, чтобы вызрели его широкие проекты. Сначала оно робко делает опыты: с одной стороны, слегка расширяет начальное обучение, с другой - слегка изменяет питейный акциз(1830). Но роковое противоречие всегда стоит перед ним лицом к лицу: коли оно хочет быть филантропом, то поневоле заботится о пополнении казны, а если отказывается от неё, то поневоле отказывается и от филантропии.
Эти два обещания всегда и неизбежно сталкиваются одно с другим. Прибегать к кредиту, т. е. пожирать будущее, составляет теперь единственное действенное средство помирить эти обещания, и вот стараются сделать немного добра в настоящем за счёт большего зла в будущем. Но такой приём вызывает призрак банкротства, , которое губит кредит. Что же остаётся делать? Новое Государство отважно берётся за дело: собирает силы вокруг себя, душит общественное мнение, обращается к произволу, надсмехается над своими же прежними принципами, объявляет во всеуслышание, что управлять можно при условии быть не популярным, - короче говоря, оно объявляет себя всеуправляющим.
Здесь то и ждут его другие искатели популярности: они эксплуатируют ту же иллюзию, идут тем же проторенным путём, достигают тех же успехов и вскоре поглощаются той же пропастью...
Прочитайте последний манифест монтаньяров, выпущенный ими по поводу выбора президента. Он, правда, длинноват, но в общем может быть выражен в таких словах: Государство должно дать гражданам много и брать с них мало. Это всё та же тактика или, если хотите, то же заблуждение.
Государство обязано даром "обучать и воспитывать всех граждан".
Оно обязано:
"Давать общее и профессиональное образование, приноровление по возможности к нуждам, призванию и способности граждан";
"Вселить в его сознание о его обязанностях по отношению к Богу, к людям и к самому себе; развить его чувства, склонности и способности, наконец, научить его знать своё собственное дело, понимать свои интересы и знать свои права";
Сделать для всех науку и искусство, продукты мысли, сокровища ума, все умственные наслаждения, возвышающие и укрепляющие душу";
"Исправлять всякий вред, претерпеваемый гражданами от пожара, наводнения и пр.";
"Быть посредником между капиталом и трудом и регулятором кредита";
Оказывать серьёзное поощрение и действительное покровительство земледелию";
"Выкупать железные дороги, каналы, рудники" (и, без сомнения, управлять ими с той промышленной способностью, которой оно отличается);
"Вызывать великодушные начинания, поощрять их всеми зависящими от него средствами содействовать их исполнению. Как регулятор кредита, оно будет в широких размерах заправлять промышленными и земледельческими ассоциациями ради обеспечения их успехов".
Всё это Государство должно исполнить, однако, без ущерба тем обязанностям, которые теперь лежат на нём. Так, например, оно должно всегда сохранить угрожающий вид перед иностранцами, потому что "мы, - говорят подписавшиеся под этой программой, - связанные этой святой солидарностью и прошлым республиканской Франции, несём наши обеты и наши надежды за преграды, воздвигаем деспотизмом между народами; прав же, которых мы желаем для себя, желаем мы для всех, кто страдает под гнётом тиранов; мы хотим, чтобы наша славная армия была в случае надобности также и армией свободы".
Вы видите, что "мягкая рука" Государства, это "добрая" рука, всем дающая и всё распределяющая, будет слишком занята во время правления монтаньяров. Вы думаете, может быть, что столько же работы будет и для "жёсткой" руки, которая просовывается в наши карманы и опорожняет их?
Разочаруетесь. Искатели популярности дурно знали бы своё дело, если б не умели выставить на показ только "мягкую" руку и прятать другую - "жёсткую". Управление их будет сплошным праздником для всех плательщиков.
"Налог, - говорят эти люди, - должен падать только на излишек, а не на предметы необходимости".
Разве не настанет чудное время, когда казна, для того, чтобы осыпать нас своими благодеяниями, будет довольствоваться тем, что сократит наши избытки?
Но это ещё не всё. Монтаньяры помышляют ещё и о том, чтобы "налог потерял свой притеснительный характер и был только делом братства".
Силы небесные! Я знал, что теперь в моде совать братство, но я и не подозревал, что его можно поставить в заголовке окладного листа сборщика податей.
Разъясняя подробности дела, подписавшиеся под программой возвещают:
"Мы хотим немедленное уничтожение налогов на предметы первой необходимости, как то: соль, напитки и пр.; преобразование поземельного налога, октруа, патентного сбора; дарового правосудия, т. е. упрощения формы и сокращения расходов" (здесь подразумевается, вероятно, гербовые пошлины).
Итак, поземельный налог, октруа, патентный сбор, гербовые пошлины, соль, напитки, почта - тут ни чего не позабыто. Эти господа открыли секрет, как дать горячую работу одной "мягкой" руке Государства и парализовать его "жёсткою" руку.
К вам обращаюсь я теперь, мой беспристрастный читатель, с таким вопросом: разве всё это не ребячество, да ещё опасное ребячество? Как же народу не делать революций на революциях, когда уже решено не останавливаться до тез пор, пока не осуществится это противоречие - "ничего не давать Государству, но получать от него как можно больше?
Не думают ли, пожалуй, что мантаньяры, достигнув власти, не сделаются жертвами тех же самых способов, которые они употребляют, чтобы овладеть ею?
Граждане! Во все времена были известны две политические системы, и обе они опираются на уважительные основания. По одной системе Государство должно много давать, но оно должно и много брать. По другой это его двойственная деятельность не должна давать себя чувствовать. Приходится выбирать одну из этих двух систем. Что же касается третьей системы, состоящей в том, чтобы требовать всего от Государства, но ничего не давать ему, то согласитесь, что это химера, нелепость, ребячество, опасное противоречие. Те, кто прикрываются этой системой, чтобы доставить себе удовольствие обвинять все правительства в бессилии и таким образом ставить их прямо под ваши удары, только льстят вам и обманывают вас или, на худой конец, самих себя.
Что касается нас, то мы думаем, что Государство есть не что иное (да и не должно быть ни чем иным), как общественная сила, установленная не для того, чтобы служить гражданам орудием притеснения и взаимного грабежа, а напротив, для того, чтобы облегчить каждому своё и способствовать царству справедливости и безопасности.
- Войдите, чтобы оставлять комментарии