Одна из наиболее известных и влиятельных сегодняшних трактовок свободы разработана сэром Исайей Берлином. В своей работе «Две концепции свободы» Берлин поддерживает концепцию «отрицательной» свободы - свободы как отсутствия внешнего вмешательства в сферу действий индивида – против «положительной» свободы, которая ссылается не на свободу как таковую, а на эффективную власть или господство индивида над самим собой или своим окружением. На первый взгляд концепция отрицательной свободы Берлина кажется аналогичной тезисам данной книги: что свобода есть отсутствие физического насильственного влияния или вмешательства в индивидуальную личность и собственность. К сожалению, размытость идей Берлина привела к ошибкам и отсутствию систематического и верного либертарианского подхода.
Одну из заблуждений и ошибок Берлин сам распознал в более поздних статьях и последующей редакции своей работы. В оригинальной версии книги он писал, что «Я обычно считаюсь свободным до той степени, до которой моя активность не пересекается с активностью других людей. Политическая свобода в этом смысле - это просто область, в которой человек может делать все, что он хочет». [1] Или как Берлин позднее формулировал это: «В исходной версии «Двух концепций свободы» я говорил о свободе, как отсутствии препятствий к удовлетворению желаний человека». [2] Но как он позднее осознал, эта формулировка обладает одной гибельной проблемой – что человек может считаться «свободным» в той пропорции, в какой подавлены (к примеру, внешним воздействием) его желания и потребности. Как Берлин пишет в своем корректирующем эссе:
«Если степени свободы являются функцией удовлетворения желаний, то я могу увеличить свободу как удовлетворяя желания, так и отказываясь от них; я мог бы сделать людей (включая себя) свободными, ставя их в такие условия, в которых они теряли бы исходные желания, которые я решил не удовлетворять». [3]
В более поздней (1969) версии Берлин вычеркнул ошибочный пассаж, заменив исходную фразу, приведенную выше на: «Политическая свобода в этом смысле – это просто область, в которой человек может действовать без препятствий со стороны других». [4] Но гибельные проблемы остались и в позднем подходе Берлина, так как Берлин теперь объясняет, что под свободой он имеет в виду «отсутствие препятствий для возможных вариантов выбора и действий», препятствий, которые появляются там в результате «изменяемых человеческих порядков». [5] Но, как замечает профессор Пэрент, от этого уже недалеко до смешения «свободы» с «возможностью» и скатывания от собственной концепции отрицательной свободы Берлина к замещению ее логически неверной концепцией "положительной свободы". Так, указывает Пэрент, предположим X отказывается нанять Y потому, что тот рыжеволосый, а X не нравятся рыжеволосые; X, несомненно, ограничивает границы возможностей Y, но едва ли можно утверждать, что он нарушает «свободу» Y. [6] И, конечно, Пэрент продолжает указывать на повторяющееся смешение поздней версии понимания свободы Берлина с возможностью; так, Берлин пишет, что «свобода, о которой я говорю – это возможность действия» (xlii) и связывает рост свободы с «максимизацией возможностей» (xlviii). Как указывает Пэрент: «Термины "свобода" и "возможность" имеют различные значения; некто, к примеру, может испытывать недостаток возможностей на покупку билета на концерт по множеству причин (к примеру, он слишком сильно занят), однако он при этом в полном смысле достаточно "свободен" для того, чтобы купить этот билет». [7]
Таким образом, фундаментальной ошибкой Берлина оказалась неспособность определить отрицательную свободу как отсутствие физического вмешательства в личность и собственность индивида, в принадлежащие ему по справедливости права собственности, определенные в широком смысле. Не придя к этому определению, Берлин запутался и закончил фактическим отказом от концепции отрицательной свободы, которую пытался защитить и волей-неволей перебрался в лагерь сторонников «положительной» свободы. Более того, Берлин, загнанный в угол критиками и обремененный поддержкой принципа laissez-faire, перешел к фанатичным и внутренне противоречивым нападкам на этот принцип, как на нечто, угрожающее отрицательной свободе. К примеру, Берлин пишет, что “пороки неограниченного принципа laissez faire ... ведут к грубым нарушениям “отрицательной” свободы ... включая свободу самовыражению и объединения”. Помня, что принцип laissez faire по определению означает полную свободу личности и собственности, включая, конечно, свободу самовыражения и свободу объединения, как подмножество прав собственности, мы видим, что уж тут воззрения Берлина полностью абсурдны. И продолжая свои измышления Берлин пишет о
«гибели личной свободы за время правления неограниченного экономического индивидуализма – об условиях существования угнетенного большинства, особенно в городах, чьи дети истощались в шахтах и на фабриках в то время, как их родители жили в бедности, страдали от болезней и невежества – о ситуации, в которой разговор об удовлетворении потребностей бедных и их законных правах ... стал просто гнусной насмешкой». [8]
Неудивительно, что Берлин продолжал нападать на таких последовательных либертарианцев, сторонников чистой доктрины laissez faire, как Кобден и Спенсер вместе с запутавшимися и противоречивыми классическими либералами Миллем и де Токвилем.
Инвективы Берлина отягощены гибельными базовыми проблемами. Одна из них – полное игнорирование современных историков Промышленной Революции, таких как Эштон, Хайек, Хатт и Хартвелл, показавших, что новое индустриальное общество скорее уменьшило бедность и истощение трудящихся, включая трудящихся детей, чем наоборот. [9] Но на концептуальном, теоретическом уровне также остались гибельные проблемы. Во-первых, абсурдно и внутренне противоречиво доказывать, что принцип laissez-faire или экономический индивидуализм попирают индивидуальную свободу. Во-вторых, Берлин начинает в явном виде критиковать верную концепцию “отрицательной” свободы, опираясь на теории “положительной” власти и благосостояния. Берлин достигает высот (или глубин) своего подхода, когда он нападает на отрицательную свободу непосредственно за то, что она
«используется для того ... чтобы дать власть сильным, грубым и беспринципным против человечных и слабых... Свобода для волков всегда означает смерть для овец. Кровавая история экономического индивидуализма и неограниченной капиталистической конкуренции ... сегодня не нуждается в преувеличениях». [10]
Критическая ошибка Берлина состоит в постоянном смешении свободы и экономики свободного рынка с их полной противоположностью – насилием и агрессией. Обратите внимание на постоянное использование терминов “вооружение”, “жестокость”, “волки и овцы” и “кровавый” - всех терминов, применимых только к насилию и агрессии в том виде, в котором они обычно используются государством. И затем он связывает эту агрессию с ее противоположностью – мирным и добровольным процессом свободного обмена в рыночной экономике. Напротив, неограниченный экономический индивидуализм всегда вел к мирному и гармоничному обмену, который вел к выгодам в особенности для “слабых” и “овец”. И ведь это именно те “овцы”, которые не смогли бы выжить в дебрях государственного управления экономикой. Именно они получили наибольшие выгоды от свободной конкурентной экономики. Даже поверхностное знакомство с экономической наукой и, в частности, с законом сравнительных преимуществ Рикардо, привело бы сэра Исайю к этому верному пониманию. [11]
Примечания:
1. Isaiah Berlin, Two Concepts of Liberty (Oxford: Oxford University Press, 1958), p. 7.
2. Isaiah Berlin, "Introduction," Four Essays on Liberty (Oxford: Oxford University Press, 1969), p. xxxviii.
3. Там же., p. xxxviii. Также см. William A. Parent, "Some Recent Work on the Concept of Liberty," American Philosophical Quarterly (July 1974): 149-53. Профессор Пэрент добавляет к своей критике то, что Берлин игнорирует случаи, когда люди действуют не так, как «на самом деле» желают, в связи с чем Берлин должен признать, что в его трактовке свобода человека не ограничивается, если тому запрещают делать что-то, что тот «не любит». Трактовку Берлина, тем не менее, можно исправить, если мы интерпретируем «желание» или «потребность» в формальном смысле как свободно выбранную индивидом цель, а не в смысле чего-то, что ему гедонистически или эмоционально «нравится». Там же., pp. 150-52.
4. Berlin, Four Essays on Liberty, p. 122.
5. Там же, pp. xxxix-xl.
6. Более того, если даже запретить X отказ в найме Y на основании цвета волос, тогда препятствие на основе «изменяемых человеческих порядков» появится теперь перед Х. С учетом пересмотренного Берлином определения свободы, удаление препятствий не может увеличить свободу - оно может только дать одним людям преимущества за счет других. Я обязан этим замечанием доктору Дэвиду Гордону.
7. Parent, "Some Recent Work," pp. 152-53.
8. Berlin, Four Essays on Liberty, pp. xlv-xlvi
9. Смотрите F.A. Hayek, ed., Capitalism and the Historians (Chicago: University of Chicago Press, 1954); and R.M. Hartwell, The lndustrial Revolution and Economic Growth (London: Methuen, 1971).
10. Berlin, Four Essays on Liberty, p. xlv.
11. См. также Murray N. Rothbard, "Back to the Jungle?" in Power and Market, 2nd ed. (Kansas City: Sheed Andrews and McMeel, 1977), pp. 226-28.
- Войдите, чтобы оставлять комментарии