Теперь настало время включить еще одного человека в нашу робинзоновскую идиллию – расширить наш анализ и рассмотреть межличностные отношения. Проблемой для нашего анализа является не просто большее количество людей – в конце концов, мы можем просто постулировать мир с миллионом Крузо на миллионе изолированных островов, и нам не потребуется ни на йоту расширять наш анализ. Проблема состоит в том, чтобы проанализировать взаимодействие этих людей. Пятница, например, может поселиться в другой части острова и вступить в контакт с Крузо либо он может поселиться на изолированном острове, а затем построить лодку и добраться до другого острова.
Экономика обнаружила великую истину относительно естественного закона человеческого взаимодействия: не только производство является существенным для процветания и выживания человека, но и обмен также. Иначе говоря, Крузо, на своем острове, или на его части, может ловить рыбу, тогда как Пятница, на своей части, может выращивать пшеницу, вместо того чтобы пытаться обоим производить оба предмета потребления. Обменивая часть рыбы Крузо на часть пшеницы Пятницы, два человека могут значительно увеличить количество и рыбы, и хлеба, которыми она оба могут обладать. Значительный выигрыш для обоих становится возможным благодаря двум первичным фактам природы – естественным законам, – на которых основана вся экономическая теория: (a) огромное разнообразие умений и интересов у отдельных индивидов и (b) разнообразие природных ресурсов в географических почвенных зонах. Если бы все люди были наделены одинаковыми умениями и одинаково заинтересованы во всех вещах и если бы все регионы земли были однородными со всеми остальными, то не было бы возможности для обмена. Однако в мире, каков он есть, возможность для специализации ради наилучшего использования земли и людей позволяет обменам преумножаться в огромном масштабе и чрезвычайно, повышая производительность и уровень жизни (удовлетворение желаний) для всех, кто участвует в обмене.
Если кто-либо желает осознать, сколь многим мы обязаны процессам обмена, пусть он рассмотрит, что произошло бы в современном мире, если бы всем людям внезапно запретили обменивать что-либо с кем-то другим. Каждый человек будет вынужден сам производить для себя все блага и услуги. Полный хаос, всеобщий голод для подавляющего большинства человеческой расы и возврат к примитивному существованию для уцелевшей горстки людей можно легко вообразить.
Еще один примечательный факт относительно человеческого действия заключается в том, что A и B могут специализироваться и обмениваться ради взаимной пользы, даже если один из них превосходит другого в обоих видах производства. Таким образом, предположим, что Крузо превосходит Пятницу по производству рыбы и пшеницы. По-прежнему для Крузо выгоднее сосредоточиться на том, с чем он справляется относительно наилучшим образом. Если, например, он гораздо лучший рыбак, чем Пятница, но только ненамного лучший фермер, то он может приобрести больше обоих продуктов, сосредоточившись на рыбалке, а затем обменивая свою продукцию на пшеницу Пятницы. Или, обращаясь к примеру из экономики с развитым обменом, для врача окупится, если он наймет секретаря для набора текстов, оформления и т.д. (даже если он лучше справляется с такого рода работой), чтобы освободить себе время для намного более продуктивной работы. Такое прозрение относительно преимуществ обмена, представленное Давидом Рикардо в его Законе Сравнительного Преимущества, подразумевает, что, на свободном рынке добровольных обменов, «сильный» не пожирает либо сокрушает «слабого», в противоположность распространенным предубеждениям о природе экономики свободного рынка. Напротив, именно на свободном рынке «слабые» пользуются преимуществами производительности, поскольку для «сильного» выгодно обмениваться с ними.
Процесс обмена позволяет человеку возвыситься от примитивной изоляции к цивилизации: этот процесс невиданно расширяет его возможности и рынок для его изделий; этот процесс позволяет ему инвестировать в машины и другие «средства производства высшего порядка»; этот процесс формирует структуры обмена – свободный рынок, – что позволяет ему рассчитывать экономически выгоды и издержки для очень сложных методов и комплексов производства.
Однако экономисты слишком часто, обсуждая решающее значение и триумфы свободного рынка, забывают о том, что именно подвергается обмену. Дело в том, что не просто яблоки обмениваются на масло либо золото на лошадей. На самом деле обмениваются не предметы потребления сами по себе, а права собственности на них. Когда Смит обменивает мешок яблок на фунт масла Джонса, на самом деле он передает свои права собственности на яблоки в обмен на права собственности на масло – vice versa (перев. с лат.: туда и обратно). Теперь именно Смит, а не Джонс полностью распоряжается маслом, именно Смит может съесть его либо нет по своей воле; Джонс теперь ничего не может сказать по поводу распоряжения им, а взамен является абсолютным владельцем яблок.
Возвращаясь теперь к Крузо и Пятнице, предположим, что больше людей, C, D, E . . . , присоединились к Крузо и Пятнице на острове. Каждый специализируется на собственной продукции; постепенно появляется один особый продукт – благодаря таким качествам, как высокая ценность, постоянный спрос, легкая делимость на части, – в качестве средства обмена. Дело в том, что обнаруживается следующее: использование такого средства невиданно расширяет масштаб обменов и те желания, которые можно удовлетворить на рынке. Таким образом, писатель или преподаватель экономики будут настойчиво привлекаться к обмену своих преподавательских или писательских услуг на буханки хлеба, детали для радио, костюм и т.д. . Принимаемое всеми средство обмена является неизбежным для любой обширной сети обмена и, следовательно, для любой цивилизованной экономики.
Такое всеми принимаемое средство обмена определяется как деньги. Повсеместно было обнаружено, что, на свободном рынке, лучшим предметом для использования в качестве денег оказались драгоценные металлы – золото и серебро. Теперь цепочка обмена выглядит так: A, владея своим телом и своим трудом, находит землю, преобразует ее, производит рыбу, а затем становится ее собственником; B сходным образом использует свой труд для производства пшеницы, а затем становится ее собственником. Потом C обменивает золото на другие услуги, скажем, на рыбу A. A использует золото для обмена на пшеницу B и т.п. . Иначе говоря, золото «начинает обращаться», то есть собственность на него передается от индивида к индивиду, по мере того как оно используется в качестве всеобщего средства обмена. В каждом случае, участники обмена передают права собственности и, в каждом случае, права собственности приобретаются двумя и только двумя способами: (a) с помощью поиска и преобразования ресурсов («производство») и (b) с помощью обмена продукта одного человека на продукт какого-то другого человека – включая средство обмена, или такой предмет как «деньги». И очевидно, что метод (b) логически сводится к методу (a), поскольку единственным способом, которым индивид может получить что-либо в обмен, является уступка своей продукции. Иначе говоря, имеется только один путь к собственности на блага: производство-и-обмен. Если Смит отдает продукт в обмен на продукт Джонса, который Джонс также приобрел при предыдущем обмене, тогда кто-то, – либо индивид, у которого Джонс купил продукт, либо еще кто-то дальше по цепочке, – должен был быть первоначальным открывателем-и-преобразователем этого ресурса.
Значит, человек может приобрести «богатство» – совокупность полезных средств производства или предметов потребления – либо сам «производя» их, либо продавая их в обмен производителю другого продукта. Процесс обмена логически сводится к первоначальному производству. Такое производство является процессом, в котором человек «смешивает свой труд с землей» – обнаруживая и преобразуя земельные ресурсы или, в таких случаях как преподаватель или писатель, с помощью производства и продажи своих трудовых услуг напрямую. Сформулируем по-другому: следовательно, все производство средств производства в конечном итоге сводится либо к трудовым услугам, либо к поиску новой и нетронутой земли и вовлечению ее в производство с помощью трудовой энергии.
Также человек может приобрести богатство добровольно другим путем – с помощью подарков. Так Крузо, наткнувшись на Пятницу на противоположном конце острова, может дать ему немного пищи. В таком случае, даритель получает не иное отчуждаемое благо или услугу от другой стороны, а психологическое удовлетворение о того, что сделал что-то для получателя блага. В случае подарка также процесс приобретения сводится к производству и обмену – и снова, в конечном итоге, к самому производству, поскольку подарку должно предшествовать производство, если не напрямую, как в данном случае, то где-либо дальше в цепочке.
До сих пор мы анализировали обменный процесс для множества обменов потребительскими благами. Теперь мы должны завершить нашу картину реального мира, анализируя обмены внутри самой структуры производства. Дело в том, что обмены в развитой экономики являются не только «горизонтальными» (потребительскими товарами), но и «вертикальными»: они происходят по нисходящей линии от первоначальных преобразований земли, далее через разнообразные типы средств производства и, наконец, ведут к конечному состоянию потребления.
Давайте рассмотрим простую вертикальную структуру, которая формируется в экономике обмена. Смит преобразует земельные ресурсы и изготовляет топор; вместо того, чтобы использовать топор для создания другого продукта, Смит, как специалист по экономике с обширным обменом, продает свой топор за золото (деньги). Смит, производитель топора, передает свое право собственности Джонсу, в обмен на определенное количество золота Джонса – точное количество золота определяется добровольно двумя сторонами. Джонс теперь берет топор и рубит деревья, а затем продает древесину Джонсону за золото; Джонсон, в свою очередь, продает древесину Роббинсу, подрядчику, за золото, а Роббинс, в свою очередь, строит дом в обмен на золото клиента, Бентона. (Должно быть очевидным, что эта вертикальная сеть обмена не может существовать без использования монетарного средства для обменов.)
Чтобы завершить нашу картину рыночной экономики, давайте предположим, что Джонс срубил свои деревья, но должен сплавить бревна вниз по реке, чтобы передать их Джонсону; тогда Джонс продает древесину иному посреднику, Полку, которые нанимает трудовые услуги X, Y и Z для транспортировки бревен Джонсону. Что здесь произошло, и почему использование труда X, Y и Z для преобразования и транспортировки бревен в более полезное место не дает им прав собственности на бревна?
Произошло вот что: Полк передает некоторое количество золота X и Y, и Z, в обмен на то, что они продают ему свои трудовые услуги по транспортировке бревен. Полк не продавал бревна этим людям за деньги; наоборот, он «продал» им деньги в обмен на приложение их трудовых услуг к его бревнам. Иначе говоря, Полк, возможно, купил бревна у Джонса за 40 унций золота, а затем заплатил X, Y и Z по 20 унций золота каждому за транспортировку бревен. В итоге, Полк получил прибыль в размере 10 унций золота в ходе всей сделки. X, Y и Z, если бы они того пожелали, могли сами приобрести бревна у Джонса за 40 унций, а затем сами сплавить бревна по реке, продать их Джонсону за 110 и положить в карман дополнительные 10 унций. Почему же они этого не сделали? Потому что (a) они не имели капитала; иначе говоря, они не сберегали требуемое количество денег, сокращая ранее свое потребление в достаточной степени, в пределах своего дохода, чтобы накопить 40 унций; и/или они хотели денежную выплату в тот период, когда работали, и не желали ждать несколько месяцев, которые ушли бы на то, чтобы сплавить и продать бревна; и/или (c) они не желали нести бремя риска, если вдруг бревна вовсе не удалось бы продать за 110 унций. Таким образом, неотъемлемая и крайне важная функция Полка, капиталиста в нашем примере рыночной экономики, состоит в том, чтобы спасти работников от необходимости перестроить свое потребление и, таким образом, от сбережения самими капитала и от ожидания оплаты, пока продукт будет (надеемся) продан, с прибылью, дальше в цепочке производства. Следовательно, капиталист, вовсе не лишая как-либо работника его законной собственности на продукт, делает возможным оплату работнику значительно раньше продажи продукта. Более того, капиталист, обладая способностями специалиста по прогнозам или предпринимателя, спасает работника от риска, что продукцию, возможно, не удастся продать с выгодой либо капиталист даже понести убытки.
Тогда капиталист является человеком, который потрудился, сберег часть своего труда (то есть, перестроил свое потребление) и через ряд добровольных контрактов (a) приобрел права собственности на средства производства и (b) заплатил работникам за их трудовые услуги по преобразованию данных средств производства в блага, более близкие к финальной стадии – потреблению. Отметим еще раз, что никто не мешает самим работникам сберегать, приобретать средства производства у их владельцев, а затем работать на основе собственных средств производства, продавать в конечном итоге продукт и получать прибыли. Фактически, капиталисты приносят огромную пользу своим работникам, делая возможной всю сложную вертикальную сеть обменов современной экономики. Дело в том, что они сберегают деньги, необходимые для приобретения средств производства и оплаты работникам до продажи продукции, ради того, чтобы «производить» деньги дальше.
Таким образом, на каждом шаге этого пути человек производит – прилагая свой труд к материальным благам. Если это благо ранее не использовалось и не было в чьей-либо собственности, тогда его труд автоматически ставит это благо под его контроль, делает его «собственностью». Если благо уже стало чьей-либо собственностью, тогда собственник может либо продать это благо (средство производства) нашему работнику за деньги, после чего его труд будет прилагаться к этому благу; либо предыдущий собственник может приобрести трудовые услуги за деньги, чтобы произвести новое благо, а затем продать следующему покупателю. Этот процесс также сводится к первоначальному производству на основе неиспользуемых ресурсов и к труду, поскольку капиталист – предыдущий собственник в нашем примере – в конечном итоге извлекает свою собственность из: первоначального производства; свободного обмена; и сбережения денег. Таким образом, вся собственность на свободном рынке сводится, в конечном счете, к: (a) собственности каждого человека на свою личность и свой труд; (b) собственности каждого человека на землю, которую он обнаружил неиспользуемой и преобразовал своим трудом; и (c) обмену продуктами этого смешивания (a) и (b) на подобным же образом произведенную продукцию других индивидов на рынке.
Тот же самый закон остается верным для всей собственности, на рынке, на такой предмет, как деньги. Как мы уже видели, деньги либо (1) произведены с помощью чьего-либо собственного труда, преобразовавшего первоначальные ресурсы (например, рудное золото); либо (2) приобретены с помощью продажи чьего-либо собственного продукта – либо с помощью продажи благ, ранее приобретенных за счет вырученного от собственного продукта – в обмен на золото, принадлежащее кому-либо другому. Вновь, в точности как (c) из предыдущего абзаца логически сводится к производству в (a) и (b), осуществленному до обмена, – также и здесь (2) в конечном итоге логически сводится к (1).
Таким образом, в свободном обществе, которое мы описываем, вся собственность в конечном итоге сводится к естественно данной каждому человеку собственности на самого себя и на земельные ресурсы, которые человек преобразует и вовлекает в производство. Свободный рынок является обществом с добровольными и, следовательно, взаимовыгодными обменами титулами собственности между специализированными производителями. Часто выдвигались обвинения в том, что эта рыночная экономика основана на порочной доктрине, согласно которой труд «трактуется как товар». Однако естественный факт состоит в том, что трудовая услуга и в самом деле является товаром, поскольку, как в случае материальной собственности, чья-либо трудовая услуга может быть отчуждена и обменена на другие блага и услуги. Трудовая услуга индивида отчуждаема, но его воля – нет. Более того, самое счастливое обстоятельство для человечества заключается в том, что это именно так; поскольку данная отчуждаемость означает (1) что учитель, либо врач, либо кто-то еще может продать свои трудовые услуги; и (2) что рабочие могут продавать свои трудовые услуги, преобразую блага для капиталистов за деньги. Если бы это невозможно было делать, то структура капитала, необходимая для цивилизации, не могла бы создаваться и чьи-либо жизненно важные трудовые услуги не могли быть приобретены другими людьми.
Различие между отчуждаемой трудовой услугой человека и его неотчуждаемой волей можно объяснить более подробно: человек может отчуждать свою трудовую услугу, но не может продать капитализированную будущую ценность данной услуги. Иначе говоря, он не может, по природе, продать себя в рабство и быть вынужденным к такой продаже – поскольку это означало бы, что ему пришлось бы в обмен отказаться от будущей воли по отношению к собственной личности. Иначе говоря, человек может естественно применять свой труд в настоящий момент для выгоды кого-то другого, но не может передать себя, даже если бы желал этого, в качестве постоянного средства производства для другого человека. Дело в том, что он не может избавиться от собственной воли, которая может измениться в будущем, через несколько лет, и разрушить нынешнее соглашение. Понятие «добровольное рабство» на самом деле является противоречивым, поскольку пока работник остается полностью подчиненным воле своего господина добровольно, он все еще не является рабом, поскольку его подчинение добровольное; тогда как, если позже он изменит свое мнение и господин принудительно обратит его в рабство, то рабство не будет добровольным. Однако подробнее обсудим принуждение позже.
Общество, которое мы описываем в этом разделе – общество со свободным и добровольным обменом – может быть названо «свободным обществом», или обществом «чистой свободы». Значительная часть данной книги будет посвящена разработке следствий подобной системы. Термин «свободный рынок», хотя и верно обозначает крайне важную сеть свободных и добровольных обменов, является недостаточным, если выйти за пределами в узком смысле экономического или праксеологического. Дело в том, что жизненно важно осознать следующее: свободный рынок представляет собой обмены титулами собственности и, следовательно, свободный рынок с необходимостью встроен в более широкое свободное общество – с определенной структурой прав собственности и титулов собственности. Мы описывали свободное общество как такое общество, в котором титулы собственности основаны на фундаментальных естественных фактах для человека: собственности каждого индивида – посредством своего эго – на собственную личность и собственный труд и его собственности на земельные ресурсы, которые он находит и преобразует. Естественная отчуждаемость материальной собственности наряду с трудовой услугой человека делает возможной сеть свободных обменов титулами собственности.
Режим чистой свободы – либертарианское общество – может быть описан как общество, в котором никакие титулы собственности не «распределяются», в котором, иначе говоря, собственность ни одного человека на свою личность не ставится под сомнение, не нарушается и не подвергается вмешательству со стороны кого-либо еще. Однако это означает, что абсолютной свободой, в социальном смысле, может пользоваться не только изолированный Крузо, но любой человек в любом обществе, независимо от того, насколько оно сложное или развитое. Дело в том, что каждый человек обладает абсолютной свободой – чистой свободой, – если, подобно Крузо, его «естественно» присвоенная собственность (на свою личность и на материальные блага) является свободной от посягательства либо пренебрежения со стороны другого человека. И, разумеется, находясь в обществе со свободными обменами, каждый человек может обладать абсолютной свободой не в крузоподобной изоляции, а в условиях цивилизации, гармонии, коммуникабельности и гораздо большей продуктивности посредством обменов собственностью с другими людьми. Тогда абсолютная свобода не должна утрачиваться, как цена, которую мы должны уплатить за появление цивилизации; люди рождаются свободными и никогда не сталкиваются с необходимостью быть в цепях. Человек может добиться вольности и изобилия, свободы и цивилизации.
Эта истина будет сокрыта, если мы станем настаивать на путанице между «вольностью» или «свободой» и мощью. Мы уже видели абсурдность утверждения о том, что человек не имеет свободы воли, потому что не обладает мощью, чтобы нарушить законы своей природы – потому что не может перепрыгнуть океан за один прыжок. Столь же абсурдно утверждать, что человек не является «подлинно» свободным в свободном обществе, потому что в таком обществе ни один человек не «свободен» совершить агрессию против другого человека или захватить его собственность. Здесь, вновь, критик по сути имеет дело не со свободой, а с мощью; в свободном обществе ни одному человеку не будет позволено (или никто не позволит самому себе) захватывать собственность другого. Это означало бы, что мощь его действий будет ограничена; так же, как мощь человека всегда ограничена его природой; это не означало бы какого-либо урезания свободы. Дело в том, что если мы определим свободу, вновь, как отсутствие вмешательства со стороны другого человека в личность каждого человека или в его собственность, тогда можно будет наконец проститься с фатальным смешением свободы и мощи. Тогда мы ясно увидим, что так называемая «свобода воровать или нападать» – иначе говоря, совершать агрессию – является вовсе не состоянием свободы, поскольку это допускало бы, что кто-либо, жертва нападения, будет лишен права на личность и собственность – иначе говоря, его свобода будет нарушена. Тогда мощь каждого человека необходимым образом ограничена фактами человеческого существования, природой человека и его мира; однако это является одной из великолепных особенностей человеческого существования, что каждый индивид может быть абсолютно свободным, даже в мире со сложными взаимодействиями и обменом. По-прежнему остается верным, что мощь любого человека действовать и делать и потреблять гораздо больше в таком мире со сложным взаимодействием, чем она может быть в примитивном обществе или обществе Крузо.
Жизненно важный момент: если мы стремимся разработать этику для человека (в нашем случае, раздел этики, относящийся к насилию), тогда, чтобы стать обоснованной этикой, эта теория должна оставаться верной для всех людей, где бы они ни находились во времени или в пространстве. Это является одним из замечательных свойств естественного закона – его применимость ко всем людям, независимо от времени или места. Таким образом, этический естественный закон занимает свое место наравне с физическими, или «научными» естественными законами. Однако общество свободы является единственным обществом, в котором одно и то же фундаментальное правило может применяться к каждому человеку, независимо от времени или места. Здесь действует один из способов, с помощью которых разум может предпочесть одну теорию естественного закона конкурирующей теории – в точности, как разум может выбирать между различными экономическими или иными конкурирующими теориями. Таким образом, если кто-либо заявляет, что семейства Гогенцоллернов или Бурбонов имеют «естественное право» управлять всем остальными, то учение такого рода легко опровергнуть, просто указывая на тот факт, что здесь не имеется единообразной этики для каждого индивида: ранг кого-либо в этическом порядке зависит от случайного обстоятельства – является он Гогенцоллерном или нет. Сходным образом, если кто-либо утверждает, что каждый человек имеет «естественное право» на трехразовое сытное питание в день, то совершенно очевидно, что перед нами ошибочная теория естественного закона или естественных прав; дело в том, что имеются бесчисленные времена и места, где физически невозможно обеспечить трехразовое сытное питание в день для всех или даже для большинства населения. Следовательно, это не может быть установлено в качестве своего рода «естественного права». С другой стороны, рассмотрим всеобщий статус для этики свободы и естественное право на личность и собственность, которое следует из такой этики. Дело в том, что индивид, в любое время и в любом месте, может быть охвачен фундаментальными правилами: собственность кого-либо на самого себя, собственность на ранее не используемые ресурсы, которые кто-либо может присвоить и преобразовать; и собственность на все титулы, извлеченные из этой первоначальной собственности – с помощью либо добровольных обменов, либо добровольных подарков. Эти правила – которые мы можем назвать «правилами естественной собственности» – можно легко применять и защищать подобную собственность, независимо от времени или места, и независимо от экономических достижений общества. Невозможно для любой иной социальной системы быть принятым в качестве всеобщего естественного закона; поскольку если существует какое-либо правило о принуждении одного индивида или группы по отношению к другим (и все правила с примесью подобной гегемонии), тогда невозможно применить одинаковое правило для всех; только лишенный правителя (rulerless), чисто либертарианский мир может выполнить требования естественных прав и естественного закона или, что более важно, может соответствовать условиям всеобщей этики для всего человечества.
- Войдите, чтобы оставлять комментарии