ИНТЕРВЬЮ ЖУРНАЛА " ПЛЭЙБОЙ" С ФИЛОСОФОМ АЙН РЭНД

Дискуссия об основных положениях объективизма, затрагивающая многие другие вопросы

Айн Рэнд, энергичная "сердитая молодая женщина" в возрасте, принадлежит к числу наиболее искренних - и значительных - интеллектуалов современной Америки. Она - автор вызвавшего, вероятно, наибольший восторг и наибольшее осуждение бестселлера "Атлант расправил плечи", более пятнадцати миллионов экземпляров которого были распроданы со дня выхода книги в свет и который стал самым широко обсуждаемым романом в стране. Дискуссионные клубы Айн Рэнд существуют в большинстве колледжей, профессора спорят с ее идеями в аудиториях. Более двух с половиной тысяч человек в тридцати городах от Нью-Йорка до Лос-Анджелеса посещают курсы, организованные институтом Натаниеля Брандэна, где они слушают лекторов и записи лекций, разъясняющие принципы, выдвинутые в этой книге. Еще тысячи людей являются подписчиками "Бюллетеня Объективистов"- небольшого ежемесячного журнала, где Айн Рэнд и ее единомышленники высказываются по любому вопросу - от экономики до эстетики. а число распроданных экземпляров другого ее бестселлера "Источник" почти достигло двадцатимиллионной отметки.

Необычно уже то, что какой-то роман сумел вызвать такую цепную реакцию, но совершенно удивительно, что это произошло с таким романом как "Атлант расправил плечи". Ведь эта книга, монументальное произведение о том, что происходит, когда начинают бастовать "мыслящие люди", насчитывает 1168 страниц. она изобилует длинными, нередко сложными философскими рассуждениями, и столь же полна остро непопулярных идей, как и сама Айн Рэнд. Несмотря на успех книги, литературный "истэблишмент" считает автора чужаком. Критики почти единодушно либо проигнорировали ее произведение, либо осудили его. И среди философов она тоже изгой, хотя "Атлант" является философским трудом не в меньшей степени, чем романом. При одном упоминании имени Рэнд либералов начинает трясти, но и консерваторов передергивает, когда она начинает говорить. Ведь Айн Рэнд, нравится это нам или нет, исключительно своеобразна. Ее индивидуальность несомненна, необратима и непреклонна.

Она презирает ведущие тенденции развития современного американского общества; ей не нравится его политика, экономика, отношение к сексу, женщине, бизнесу, искусству или религии. Короче, она без ложной скромности заявляет: "Я бросаю вызов культурной традиции последних двух с половиной тысячелетий". И это всерьез.

Темноволосая женщина с проницательными карими глазами и умом, быстрым как компьютер, Айн Рэнд родилась в семье мелкого предпринимателя в Санкт-Петербурге в России и пережила там социалистическую революцию. Она училась в Ленинградском Университете, ненавидя коммунизм и его философию. В 1926 году ей удалось покинуть СССР. Несколько месяцев она прожила у дальних родственников в Чикаго, а затем направилась дальше, в Голивуд. Она всегда мечтала стать писателем. Поскольку ее знания английского было явно недостаточно для литературных занятий, она занялась составлением сценарных разработок для немых фильмов, и одновременно совершенствовалась в языке своей новой родины. В промежутках между долгими периодами безработицы она работала киностатисткой, официанткой, распространительницей подписки на газеты, гардеробщицей на киностудии.

Затем, в 1936 году она завершила свой первый роман "Мы - живые", в котором действие происходит в Советской России и резко осуждается тоталитаризм. В то время этот роман прошел незамеченным. Спустя два года она закончила "Гимн" - повесть об обществе, где слово "я" упразднено и заменено коллективистским "мы". И только спустя два года, после двенадцати отказов издателей, появилась ее первая коммерчески успешная книга, "Источник". Этот рассказ о борьбе архитектора за право на индивидуальность стал национальным бестселлером и позднее был дважды экранизирован.

Почти все следующее десятилетие Айн Рэнд упорно трудилась над "Атлантом", который она считает не просто романом, а олицетворением некоей философии, призванной, ни больше не меньше, направить общественное развитие Америки в иное русло - в сторону чистого капитализма "laissez - faire", даже более чистого, нежели тот, который существовал в Америке XIX века. Но ее философия, которую Рэнд называет "объективизмом", охватывает не только экономику и политику - прежде всего она выдвигает новую этику, которую сама Рэнд определяет как "нравственность разумного эгоизма".

Сегодня Айн Рэнд живет в скромной квартире в районе Восточных Тридцатых Манхэттена с мужем, художником Фрэнком О'Коннором. Она задумала новый роман, а пока работает над большим произведением нехудожественной прозы, книгой по гносеологии - теории познания. Хотя ее работа над обоими проектами прерывается весьма насыщенном графиком лекционных турне по всей стране, большую часть своего рабочего времени - и своей неуемной энергии - она расходует в небольшом кабинете цвета морской волны, где она преимущественно и творит, пользуясь исключительно авторучкой.

В серии весьма интеллектуально насыщенных бесед с обозревателем "Плэйбоя" Элвином Тоффлером, мисс Рэнд четко и серьезно говорила о собственном творчестве и мировоззрении. Низким голосом с еле различимым русским акцентом, ровно и суховато отвечая на один вопрос за другим, она делала лишь очень короткие паузы между словами - с тем, чтобы затянуться сигаретой. Кстати, сигареты она держит в серебряном с синим портсигаре ( подарок почитателей ), на котором выгравированы ее инициалы, имена трех героев романа "Атлант расправил плечи" и множество крошечных знаков доллара. В романе знак доллара выступает символом " свободной торговли, а, следовательно, свободного сознания.

ПЛЭЙБОЙ: Мисс Рэнд, в ваших романах и эссе, особенно в вашем противоречивом бестселлере "Атлант расправил плечи" изложено тщательно продуманное и внутренне последовательное мировоззрение. Фактически, ваши произведения являются выражением всесторонней философской системы. Чего вы стремитесь достичь этой новой философией?

РЭНД: Я хочу дать людям - хотя бы тем, которые не могут жить бездумно - цельный, последовательный и рациональный взгляд на жизнь.

ПЛЭЙБОЙ:Каковы основные положения объективизма? С чего он начинается?

РЭНД: Он начинается с аксиомы, что существующее существует, то есть, объективная реальность существует независимо от воспринимающего, от его эмоций, чувств, желаний, надежд и страхов. Объективизм утверждает, что разум - единственное данное человеку средство постижения действительности и единственное руководство к действию. Под разумом я понимаю способность определять и усваивать материал, данный человеку в ощущениях.

ПЛЭЙБОЙ: В "Атланте" ваш герой, Джон Галт, заявляет: "Я клянусь жизнью и моей любовью к ней, что никогда не стану жить ради другого и не потребую от другого жить ради меня". Как это соотносится с вашими основными принципами?

РЭНД: Утверждение Галта - это афористический вывод объективистской этики. Любая этическая система прямо или косвенно основывается на метафизике и исходит из нее. Этика, вытекающая из метафизической основы объективизма, утверждает, что поскольку разум есть главный инструмент выживания человека, главным его достоинством является рациональность. Использовать свой разум, постигать действительность и поступать соответствующим образом - это моральный императив человека - или то, что природа разумного существа требует для его выживания. По существу, объективистская этика утверждает, что человек существует ради себя самого, что стремление к собственному счастью есть величайшая моральная цель, что он не должен жертвовать собой ради других и не приносить в жертву других ради себя. Это последнее положение и отражено в высказывании Галта.

ПЛЭЙБОЙ: Какая же из этого следует мораль, применительно к поведению индивида?

РЭНД: Об этом подробно говорится в "Атланте".

ПЛЭЙБОЙ: Героиня романа, как вы сами говорите, "совершенно неспособна испытать глубинное чувство вины". Может ли какая-либо нравственная система существовать без категории вины?

РЭНД: Главное слово в приведенном вами высказывании - "глубинное". Глубинная вина не означает способности критически относиться к собственным поступкам, если их совершаешь. Глубинная вина означает признание, что человек зол и виновен по природе своей.

ПЛЭЙБОЙ: Вы имеете ввиду первородный грех?

РЭНД: Именно так. Ни моя героиня, ни я, ни какой-либо объективист не способен ни принять, ни эмоционально ощутить понятие первородного греха. Именно понятие первородного греха отрицает всякую нравственность. Если человек виновен по природе своей, значит, он лишен выбора. Если же у него нет выбора, то сам вопрос не относится к сфере нравственности. Нравственность существует только там, где есть свобода воли человека, относится лишь к тем действиям, которые открыты для выбора. Считать человека виновным по природе - противоречие в терминах. Моя героиня была бы способна испытывать вину по поводу каких-то конкретных действий. Только, будучи женщиной высокоморальной и уважающей себя, она старается поступить так, чтобы не испытывать вину за свои поступки. Она поступает совершенно нравственно и поэтому не приемлет вины, которую она заслужила.

ПЛЭЙБОЙ: В "Атланте" одного из главных героев спрашивают: "Каков самый порочный тип человека?" Его ответ удивляет. Он не говорит "садист", "убийца", "сексуальный маньяк" или "диктатор"; он отвечает: "Человек, не имеющий цели". Все же представляется, сто большинство людей проживают жизнь, не имея четко поставленной цели. вы их считаете порочными?

РЭНД: Да, до известной степени.

ПЛЭЙБОЙ: Почему?

РЭНД: Потому, что это сторона их характера лежит в основе всех зол, упомянутых в вашем вопросе, является их причиной. Садизм, диктатура - любой вид зла - есть следствие бегства человека от действительности. Следствие его неспособности мыслить. Человек без цели - это человек, плывущий по течению, отдавшийся на волю случайных чувств и непонятных позывов. Он способен на любое зло, поскольку совершенно не контролирует собственную жизнь. А чтобы иметь контроль над своей жизнью, нужна цель, конструктивная цель.

ПЛЭЙБОЙ: Разве Гитлер или Сталин, если говорить и тиранах, не имели четко поставленной цели и не контролировали свою жизнь?

РЭНД: Конечно же нет. Заметьте, что они оба закончили свои дни полными психопатами. У этих людей не было чувства собственного достоинства, и, следовательно, они ненавидели все живое. Кстати, их психология отражена в "Атланте" в образе Джеймса Таггарта. Человек, у которого нет цели, но который вынужден действовать, действует на уничтожение других. Это вовсе не то же самое, что конструктивная, творческая цель.

ПЛЭЙБОЙ: Если человек организует свою жизнь вокруг единой, четко определенной цели, то здесь нет опасности стать чрезмерно узким, утратить кругозор?

РЭНД: Напротив. Главная цель помогает слить все прочие заботы в жизни в единое целое. Она образует иерархию, относительную значимость человеческих ценностей, спасает человека от бессмысленных внутренних конфликтов, позволяет ему наслаждаться жизнью во всей широте ее проявлений и переносить это наслаждение в любую область, открытую его сознанию. А человек, не имеющий цели, теряется в хаосе. Он не знает, каковы его ценности. Он лишен способности суждения. Он не может сказать, что для него важно и что неважно. Следовательно, он бесцельно и беспомощно плывет по жизни, повинуясь любому случайному стимулу, минутной прихоти. Он не может ничем наслаждаться. Он тратит свою жизнь на поиски какой-то ценности, которую никогда не обретет.

ПЛЭЙБОЙ: А разве попытка устранить из жизни прихоть и действовать исключительно рациональным образом не может считаться ведущей к худосочному, безрадостному существованию?

РЭНД: Откровенно должна вам признаться, я не понимаю, о чем вы говорите. Давайте определимся с терминами. Разум - это инструмент человеческого познания, способность постигать факты действительности. Действовать разумно - это и означает действовать в соответствии с фактами действительности. Эмоции не являются инструментом познания. Ваши чувства ничего не говорят вам о фактах, они лишь отчасти говорят вам о вашей оценке того или иного факта. Эмоции - это результат ваших ценностных суждений; они обусловлены заложенными в вас предпосылками, вне зависимости от того, сознаете ли вы их или нет, правильны они или ошибочны. прихоть же - это эмоция, причину которой вы не знаете, да и не хотите знать. Теперь посмотрим, что значит поступать по прихоти. Это значит, что человек действует в состоянии временного умопомешательства. И это вы называете ярким и полнокровным? Я считаю, что такая ситуация может быть полнокровной только в буквальном смысле - приведет к кровопролитию. Действия вопреки реальным фактам могут привести только к разрушению.

ПЛЭЙБОЙ: Следует ли вообще игнорировать эмоции, совсем изгнать их из жизни?

РЭНД: Разумеется, нет. Нужно просто знать им место. Эмоция есть автоматическая реакция, автоматическое следствие ценностных установок человека. Следствие, я не причина. Между разумом и эмоциями человека нет неизбежного противоречия - при условии, что он соблюдает их правильное соотношение. Разумный человек знает, или сознательно стремиться узнать, источник своих эмоций, основные установки, из которых эмоции возникают. Если эти установки неверны, он их исправляет. Он никогда не поступает в соответствии с эмоциями, которых не может объяснить, значения которых не понимает. При оценке ситуации он понимает, почему реагирует именно так, и понимает, прав он или нет. В нем нет внутренних конфликтов, его разум и эмоции слиты воедино, его сознание полностью гармонично. Его эмоции - не враги ему, это средства, позволяющие наслаждаться жизнью. Но не ими он руководствуется, а разумом. Но это соотношение нельзя перевернуть. Если человек принимает свои эмоции за причину, а разум - за их пассивное следствие, если он руководствуется эмоциями, а разум использует лишь для того, чтобы как-то их оправдать и придать видимость осмысленности, вот тогда он поступает аморально, обрекает себя на горе, неудачу, поражение. И он ничего не достигнет, кроме разрушения - себя самого и других.

ПЛЭЙБОЙ: Согласно вашей философии труд и его достижения являются величайшими жизненными целями. Считаете ли вы аморальными тех, кто находит большее удовлетворение в радостях дружбы и семьи?

РЭНД: Если они ставят такие вещи, как дружба и семья, выше собственного творческого труда, тогда они аморальны. Дружба, семейная жизнь, человеческие взаимоотношения не являются главными в жизни человека. Человек, который ставит других выше собственного творческого труда, является эмоциональным паразитом, в то время как, если работа стоит у него на первом месте, то не возникает конфликта между работой и радостью человеческих отношений.

ПЛЭЙБОЙ: Считаете ли вы, что женщины, как и мужчины, должны стоить жизнь вокруг работы - и если да, то какой именно работы?

РЭНД: Конечно. Я считаю, что женщины - это люди. И то, что правильно для мужчин, правильно и для женщин. Основные принципы остаются теми же. Я не намерена пытаться указывать, какую работу надлежит делать мужчинам, и я не стану поступать так в отношении женщин. Нет такого особого вида работы, который был бы исключительно женским. Женщины могут выбирать себе занятие в соответствии с их собственными целями и установками, так же как и мужчины.

ПЛЭЙБОЙ : Как по-вашему, аморальна ли женщина, предпочитающая вместо профессиональной карьеры посвятить себя дому и семье?

РЭНД: Не аморальна. Я сказала бы, что непрактична, поскольку дом не может быть полноценной работой, за исключением того времени, когда дети еще не подросли. Однако, если она хочет иметь семью и хочет целиком посвятить себя семье, хотя бы на некоторое время, то ей было бы правильно подойти к этому как к профессиональной деятельности. То есть, изучать этот предмет, установить правила и принципы, посредством которых она намерена воспитывать детей, подойти к своей задаче с позиций интеллекта. Это очень ответственная задача и очень важная, но только тогда, когда к ней подходят как к науке, а не просто как к эмоциональной прихоти.

ПЛЭЙБОЙ: А где же, по-вашему, в жизни рационального человека, чьей единственной и главной страстью является работа, место романтической любви?

РЭНД: Это главная награда такого человека. Единственный человек, способный испытать глубокую романтическую любовь - это человек, движимый страстью к работе. Ведь любовь является выражением чувства собственного достоинства, глубочайших ценностей в характере мужчины или женщины. Влюбляются в человека, обладающего такими же ценностями. Если у человека нет четко выраженных ценностей и нравственной силы, он не способен по достоинству оценить другого человека. В связи с этим мне хотелось бы привести цитату из "Источника", где герой произносит фразу, которую часто повторяют читатели: "Чтобы сказать "Я тебя люблю", сначала надо научиться произносить слово "я".

ПЛЭЙБОЙ : Вы утверждаете, что личное счастье - это высшая цель и что самопожертвование аморально. Относится ли это в той же степени к любви, как и к работе?

РЭНД: К любви в большей степени, чем к чему-либо другому. Когда вы влюблены, это означает, что человек, которого вы любите, становится чрезвычайно важен лично для вас и вашей жизни. А это очень эгоистично. Если бы вы не были эгоистом в этом вопросе, это неизбежно означало бы, что присутствие и вообще существование любимого человека не приносит вам никакого удовольствия или счастья, и что вашим мотивом является жалость к этому человеку, которому вы нужны и которому вы приносите себя в жертву. Нет нужды подчеркивать, что никому бы не польстила подобная роль, и никто бы на нее не согласился. Любовь - это не самопожертвование, это глубочайшее утверждение ваших личных потребностей и ценностей. Человек, которого вы любите, необходим вам для вашего же собственного счастья. И это величайшая похвала, выражение величайшей признательности, которую вы в состоянии высказать этому человеку.

ПЛЭЙБОЙ: Вы осуждаете пуританское представление, что плотская любовь уродлива и порочна; и все же вы пишите, что "Неразборчивые связи и мимолетные увлечения возможны только для тех, кто считает порочными и секс, и самих себя".

Могли бы вы сказать, что разборчивые связи и немимолетные увлечения сексом являются нравственными?

РЭНД: Я бы сказала, что серьезную и избирательную половую жизнь нельзя назвать "увлечением". Само это понятие подразумевает легкомысленный и несерьезный подход к любому делу. Я считаю секс одним из наиболее важных аспектов человеческой жизни, и следовательно, к нему нельзя подходить легкомысленно и несерьезно. Нормальная половая связь возможна лишь на основе высочайших ценностей, которые можно обнаружить в человеке. Секс может быть только реакцией на ценности, и ничем иным. И поэтому я считаю половую распущенность безнравственной. Не потому, что секс - это зло, а потому, что секс - слишком значительная вещь, слишком большое благо.

ПЛЭЙБОЙ: Означает ли это, по-вашему, что в половую связь могут вступать лишь партнеры, находящиеся в браке?

РЭНД: Не обязательно. Секс должен подразумевать очень серьезные взаимоотношения людей. Приведут ли эти взаимоотношения к браку или нет - этот вопрос зависит от обстоятельств, от того, что окружает этих двух людей в жизни. Я считаю брак очень важным институтом, но лишь в том случае, если два человека нашли друг в друге того, с кем они хотят прожить остаток жизни. А на этот вопрос ни один мужчина, ни одна женщина не могут ответить сразу с полной определенностью. Когда такая определенность возникает, когда выбор окончателен, тогда, конечно, брак становится очень желательным. Но из этого не следует, что отношения, возникшие тогда, когда полной определенности нет, являются порочными. Я считаю, что вопрос, перерастает ли любовная связь в брак, зависит от знаний, от положения и состояния партнеров, и только им двоим принадлежит право решать этот вопрос. Нравственно и то, и другое - но только при условии, что обе стороны серьезно относятся к своим отношениям, и что эти отношения троятся на ценностях.

ПЛЭЙБОЙ: Как борец за дело просвещенного эгоизма, как вы относитесь к тому, что многие становятся, так сказать, гедониками и посвящают всю жизнь тому, чтобы предаваться наслаждениям?

РЭНД: Я принципиальный противник философии гедонизма. Гедонизм - это учение, провозглашающее благом все, что дает нам наслаждение, и, следовательно, наслаждение - не первопричина, а следствие, что нравственным может считаться лишь то наслаждение, которое проистекает из рационального оценочного суждения, что наслаждение как таковое не может быть ни руководством к действию, ни критерием нравственности. Это означает, что вы неизбежно будете руководствоваться случайными чувствами, эмоциями, мимолетными прихотями - но не разумом. Моя философия является прямой противоположностью гедонизму. Я утверждаю, что случайно, с помощью произвольно взятых, субъективных средств, счастья не достичь.

Оно достижимо только на основе рациональных ценностей. Под рациональными ценностями я отнють не подразумеваю нечто такое, что человек может вслепую, произвольно, объявить рациональным. Определить, что есть рациональный критерий и к каким рациональным ценностям следует стремиться - это задача этики, науки о нравственности.

ПЛЭЙБОЙ: Вы как-то сказали, что мужчина, который тратит время, гоняясь за женщинами - это человек, который "презирает сам себя". Не уточните ли?

РЭНД: Этот тип мужчины меняет местами причину и следствие в отношении секса. Секс - это выражение самоуважения человека, его самооценки. Но человек, который не ценит сам себя, стремится развернуть этот процесс в обратную сторону. Он стремится извлечь самоуважение из своих сексуальных побед, что на самом деле невозможно. Он не может обрести собственную ценность исходя из числа женщин, для которых он представляет ценность. Однако, именно этим безнадежным делом он и стремится заниматься.

ПЛЭЙБОЙ: Вы боретесь с представлением, что секс "неподвластен рассудку". Но разве секс не является иррациональным биологическим инстинктом?

РЭНД: Нет. Начнем с того, что у человека вообще нет никаких инстинктов. В физическом отношении секс - это способность. Но то, как человек будет эту способность проявлять и кого он сочтет привлекательным, зависит от его критериев ценности. Это зависит от его предпосылок, которые могут быть сознательными или бессознательными и которые определяют его выбор. Именно таким образом его философия управляет его половой жизнью.

ПЛЭЙБОЙ: В "Атланте" вы пишите: "В каждом деле есть две стороны. Одна из них правильна, другая неправильна. Но середина - это всегда зло". Разве это не однозначный, черно-белый подход к ценностям?

РЭНД: Конечно. Я неустанно поддерживаю черно-белый взгляд на мир. Давайте разберем это. Что подразумевается под выражением "черное и белое"? Добро и зло. И прежде чем вы сможете уяснить себе, что есть черное и что есть белое, поскольку серое есть всего-навсего смешение этих двух цветов. А когда вы установили, что одна альтернатива - это добро, а друга я- зло, то выбор смешения, нельзя оправдать ничем. Не может быть оправдания, когда выбираешь хотя бы часть того, что является злом, когда тебе это точно известно.

ПЛЭЙБОЙ: Значит, вы верите в абсолюты?

РЭНД: Да.

ПЛЭЙБОЙ: В таком случае, нельзя ли объективизм назвать догмой?

РЭНД: Нет. Догма есть набор убеждений, принятых не веру; то есть, без рационального обоснования и даже вопреки очевидному. Догма - вопрос слепой веры. Объективизм - это полная противоположность догме. Объективизм говорит вам, что нельзя принимать никакую идею или убеждение, если не можешь доказать их истинность с помощью разума.

ПЛЭЙБОЙ: Не может ли объективизм превратиться в догму, если получит широкое распространение?

РЭНД: Нет. Я обнаружила, что объективизм сам по себе является защитой от тех, кто может попытаться использовать его в качестве догмы. Поскольку объективизм требует использования разума, то те, кто попытается взять его принципы и бездумно, без разбора применять их ко всем конкретным обстоятельствам жизни, обнаружат, что это невозможно. В этом случае им придется либо отказаться от объективизма, либо применить его. Когда я говорю "применить", я имею ввиду, что им придется использовать собственный разум, собственное мышление, чтобы понять, как применять принципы объективизма к конкретным проблемам их жизни.

ПЛЭЙБОЙ: Вы сказали, что вы противница веры. Вы верите в Бога?

РЭНД: Разумеется нет.

ПЛЭЙБОЙ: Вам приписывают следующее высказывание : "Крест - символ пытки, принесения в жертву не-идеалу. Я предпочитаю кресту знак доллара". Вам действительно кажется, что два тысячелетия христианства можно подытожить словом "пытка"?

РЭНД: Начнем с того, что я никогда такого не говорила. Это совсем не в моем стиле, ни с литературной, ни с интеллектуальной точки зрения. Я не говорила, что предпочитаю знак доллара - это полная чепуха, и, пожалуйста, не забудьте опубликовать эти слова. Я не знаю, откуда взялась эта цитата, но смысл знака доллара прояснен в "Атланте". Там четко сказано, сто это символ свободной торговли, а следовательно и свободного ума. Свободный ум и свободная экономика логически вытекают друг из друга. Одно не может существовать без другого. Знак доллара, как символ валюты свободной страны, является символом свободного ума. более того, что касается исторического знака доллара, то, хотя это и не доказано, существует очень правдоподобная гипотеза, что он обозначает начальные буквы слов "Соединенные Штаты" - US. Но довольно о долларе.

Вы хотите, чтобы я теперь поговорила о кресте. Верно, я считаю крест символом идеала, принесенного в жертву не-идеалу. Разве он обозначает что-то другое? Согласно христианскому учению, Христос есть человеческий идеал. Он воплощает в себе все, чему должен стремиться подражать каждый человек. И все же, по христианской мифологии, он принял смерть на кресте не за свои собственные грехи, а за грехи других, неидеальных людей. Иными словами, человек идеальной добродетели был распят во имя других, порочных людей, и ожидается, что они эту жертву примут. Если бы я была христианкой, ничто не возмутило бы меня больше, чем сама идея принесения идеала в жертву не-идеалу, добродетели в жертву пороку. И во имя этого символа от людей требуют, чтобы они приносили себя в жертву тем, кто хуже них. Ведь именно так используется эта символика. А это и есть пытка.

ПЛЭЙБОЙ: По-вашему, ни одна религия не предложила ничего, имеющего конструктивную ценность для человеческой жизни?

РЭНД: В качестве религии - нет, если понимать религию как слепую веру, веру, неподтвержденную фактами действительности и выводам разума или противоречащую им. Вера как таковая очень вредна для человеческой жизни, поскольку является отрицанием разума. Но нельзя забывать, что религия - это ранняя форма философии, что первые попытки объяснить вселенную, придать человеческой жизни и системе нравственных ценностей отчетливые координаты, были предприняты религией, прежде чем человек дозрел до философии. И в качестве философий некоторые религии имеют очень важное нравственное значение. Они могут оказывать положительное воздействие, помогать усвоить правильные нравственные принципы - но в очень противоречивом контексте и на очень, скажем так, опасной и недоброй основе - на основе веры.

ПЛЭЙБОЙ: В таком случае, вы могли бы сказать, что если бы вам пришлось выбирать между символом креста и символом доллара, вы выбрали бы доллар?

РЭНД: Я не приемлю такого выбора. Поставьте вопрос по-другому: если бы мне надо было выбирать между верой и разумом, то для меня никакого выбора и не существовало бы. Будучи человеком, можно выбирать только разум.

ПЛЭЙБОЙ: Считаете ли вы, что богатые бизнесмены, вроде Фордов или Рокфеллеров, безнравственны, поскольку используют свое богатство на поддержку благотворительности?

РЭНД: Нет. Это их привилегия, которой они вольны пользоваться, если хотят. Мои взгляды на благотворительность очень просты. Я не считаю ее большой добродетелью и, прежде всего, не считаю моральным долгом. В помощи другим нет ничего плохого, если они достойны этой помощи и если такая помощь вам по средствам. Для меня благотворительность - второстепенный вопрос. Борюсь же я против представления, что благотворительность есть моральный долг и главная добродетель.

ПЛЭЙБОЙ: Какое место в вашей философской системе занимает сострадание?

РЭНД: Я считаю, что сострадать надо только тем, кто является невинными жертвами, а не тем, кто нравственно виновен. Если сострадаешь жертвам концлагеря, то нельзя сострадать палачам. Если же сострадаешь палачам, то это моральное предательство отношении жертв.

ПЛЭЙБОЙ: Будет ли нарушением принципов объективизма, если кто-то пожертвует собой, встав на пути пули, направленной в другого?

РЭНД: Это зависит от обстоятельств. Я встала бы на пути пули, если бы она была направлена в моего мужа. Если человек умирает, защищая то, что ему дорого, в этом нет никакого самопожертвования. Если эта ценность достаточно велика, то вам и жить без нее не захочется. Это относится ко всем так называемым "жертвам во имя любви".

ПЛЭЙБОЙ: А будете ли вы или ваши последователи готовы пойти на смерть ради вашего дела? И есть ли вообще добродетель для объективиста, противника жертвенности, дело, ради которого стоит идти на смерть?

РЭНД: Ясный ответ дан в моей книге "Атлант расправил плечи". я говорю, что человек должен жить ради своих ценностей, если надо - бороться за них, поскольку сам процесс жизни заключается в обретении ценностей. Человек не выживает автоматически. он обязан жить как разумное существо, и не имеет права принимать нечто меньшее. Если он станет зверем, ему не выжить. Даже такая простейшая ценность как пища должна создаваться человеком - ее нужно выращивать, обрабатывать. все ценности человек должен завоевывать и удерживать, и, если им что-то угрожает, он должен быть готов бороться, и, если надо, умереть за право жить как разумное существо. Вы спрашиваете, готова ли я умереть за объективизм? Да, готова. Но, что более важно, я готова жить за него. А это намного труднее.

ПЛЭЙБОЙ: Отводя столь значительную роль разуму, вы вступаете в философский конфликт с современными писателями и поэтами, многие из которых, по их собственным признаниям, являются мистиками или, как их еще называют, иррационалистами. Почему это так?

РЭНД: Потому что у искусства есть философская основа, а основными философскими тенденциями сегодня являются разные формы неомистицизма. Искусство отражает взгляды художника на человека и на жизнь. Поскольку большинство художников не вырабатывают сколько-нибудь самостоятельную философию, они сознательно или бессознательно поглощают ведущие философские течения своего времени. Большая часть современной литературы - это точное отражение современной философии. Есть на что посмотреть!

ПЛЭЙБОЙ: Разве художник не должен отражать свое время?

РЭНД: Нет. Писатель должен быть активным духовным лидером своего времени, а не пассивным последователем, плывущим по течению. Писатель должен формировать ценности своей культуры, выражать и конкретизировать ценностные авторитеты человеческой жизни. Такова суть романтической школы в литературе, которая сегодня почти сошла со сцены.

ПЛЭЙБОЙ: И где же мы теперь оказались - имея в виду литературу?

РЭНД: В тупике натурализма. Натурализм утверждает, что автор должен быть пассивным фотографом или репортером, которому надлежит некритично записывать все, что ему приходиться наблюдать вокруг себя. Романтизм же говорит, что писатель представлять вещи такими, какими они в данный момент являются, а, по словам Аристотеля, "какими они могут и должны быть".

ПЛЭЙБОЙ: Можете ли вы сказать, что вы - последняя из романтиков?

РЭНД: Или первая из возвращающихся романтиков, говоря словами одного из моих же героев в "Атланте".

ПЛЭЙБОЙ: Как вы оцениваете состояние современной литературы в целом?

РЭНД: С философской точки зрения, она аморальна, с эстетической - занудна до невозможности. Она вырождается в подобие сточной канавы, посвятив себя исключительно исследованию порочного и безумного. А нет ничего скучнее порока.

ПЛЭЙБОЙ: Если ли романисты, вызывающие у вас восхищение?

РЭНД: Да. Виктор Гюго.

ПЛЭЙБОЙ: А из современных романистов?

РЭНД: Среди так называемых "серьезных писателей" нет ни одного, которым я могла бы восхищаться. Из современной литературы я предпочитаю массовую, которая сегодня является продолжателем традиций романтизма. Мой любимый автор - Микки Спиллейн.

ПЛЭЙБОЙ: Почему он вам нравится?

РЭНД: Потому что он - преимущественно моралист. В примитивной форме детективного романа он представляет конфликт добра и зла, в черно-белых тонах. Он не дает нам омерзительную серую смесь неотличимых друг от друга негодяев по обе стороны барьера. Он дает бескомпромиссный конфликт. А как писатель он великолепный мастер в той части литературы, которую я считаю чрезвычайно важной - в построении сюжета.

ПЛЭЙБОЙ: Как вы относитесь к Фолкнеру?

РЭНД: Почти никак. Он неплохой стилист, но с точки зрения содержания его романы невозможно читать. Поэтому я его очень мало читала.

ПЛЭЙБОЙ: А как насчет Набокова?

РЭНД: Я прочла только одну его книгу. Точнее, полторы. Половинка приходится на "Лолиту", которую я не смогла осилить до конца. Он великолепный стилист, пишет очень красиво, но его темы, отношение к жизни, взгляд на человека, настолько омерзительны, что никакое мастерство не может их оправдать.

ПЛЭЙБОЙ: Как романист, считаете ли вы философию главной целью вашей деятельности?

РЭНД: Нет. Моя главная цель - изобразить идеального человека, человека, каким он "может и должен быть". Философия - необходимое средство для достижения этой цели.

ПЛЭЙБОЙ: В своем раннем романе "Гимн" Ваш герой заявляет: "Выбирает моя воля, и выбор моей воли - единственный указ, которому я подчиняюсь". Это ли не анархизм? Является ли собственное желание или воля единственным законом, которому следует подчиняться?

РЭНД: Нет, не собственная воля. приведенные вами слова - это своего рода поэтическая декларация, обусловленная общим контекстом "Гимна". Законом же является собственное рациональное суждение. Видите ли, я пользуюсь понятием "свобода воли" в смысле, совершенно отличном от того, который этому понятию обычно придают. "Свобода воли" заключается в способности человека думать или не думать. Акт мышления - это главный акт человеческого выбора. Разумный человек никогда не станет руководствоваться желаниями или капризами, но только ценностями, основанными на его рациональном суждении. Эта единственная высшая власть, которую он может признать. Но это не означает анархию, поскольку человек хочет жить в свободном и цивилизованном обществе, то он, будучи в здравом уме, предпочтет соблюдать законы, когда эти законы объективны, разумны и действенны. Я написала статью на эту тему в "Бюллетень Объективистов" - о необходимости и полезных функциях правительства.

ПЛЭЙБОЙ: И каковы же, на ваш взгляд, полезные функции правительства?

РЭНД: По существу, у него на самом деле есть только одна полезная функция - защита прав личности. Поскольку эти права могут быть нарушены лишь применением физической силы и некоторых ее производных, то правительство должно защищать людей от тех, кто первым применил ее. в этом и заключается истинная задача правительства - быть полицейским, защищающим людей от насилия.

ПЛЭЙБОЙ: Если сила может применяться лишь в ответ на применение силы, то вправе ли правительство прибегать к силе, скажем, при сборе налогов или при призыве на военную службу?

РЭНД: В принципе, я считаю, что уплата налогов должна быть добровольной, как и все остальное. Но как это осуществить - вопрос очень сложный. Я могу только предложить некоторые методы, но не осмелюсь настаивать на них в качестве окончательного ответа. Например, правительственная лотерея, которая устраивается во многих странах Европы - один из хороших методов добровольного налогообложения. Существуют и другие. Налоги должны стать добровольными пожертвованиями на те правительственные службы, которые действительно нужны людям и за которые люди готовы платить - как платят за страховку. Но, конечно, это проблема далекого будущего, для того времени, когда люди создадут полностью свободное общество. Это будет последняя, но никак не первая, в ряду реформ, которые следует проводить. Что же касается призыва на военную службу, то это неправильно и неконституционно. Это нарушение основных прав человека, права на жизнь. Никто не имеет права посылать человека воевать и умирать за дело того, кто его послал. Никакая страна не имеет права принуждать людей служить себе. Армии должны быть строго добровольными, и, как вам скажут военные специалисты, добровольческие армии - это самые лучшие армии.

ПЛЭЙБОЙ: А относительно других общественных нужд? Считаете ли вы, например, что почтовая служба - законная функция правительства?

РЭНД: Давайте уясним следующее: моя позиция абсолютно последовательна. Не только почта, но и улицы, и дороги, и, прежде всего, школы должны находиться в частной собственности и управляться частными лицами. Я выступаю за отделение государства от экономики. Правительство должно заниматься лишь теми вопросами, которые связаны с применением силы. Это означает полицию, вооруженные силы, суды для разрешения споров между гражданами. И ничего больше. Все остальное должно управляться частным образом. Тогда оно будет управляться значительно лучше.

ПЛЭЙБОЙ : Стали бы вы создавать новые министерства или правительственные агентства?

РЭНД: Нет, и откровенно говоря, я не могу обсуждать что-либо в таком ракурсе. Я не занимаюсь вопросами организации правительства и не трачу времени на изобретение Утопий. Я говорю о тех принципах, практическое применение которых совершенно ясно. Если я сказала, что я против применения силы первыми, то что же еще здесь обсуждать?

ПЛЭЙБОЙ: А применение силы в международной политике? Вы сказали, что каждая свободная страна имела право вторгнуться в нацистскую Германию во время Второй Мировой войны...

РЭНД: Конечно...

ПЛЭЙБОЙ: ... и что любая свободная страна сегодня имеет моральное право - хотя и не обязанность - вторгнуться в Советскую Россию, Кубу или любой другой "рабский барак". Правильно?

РЭНД: Правильно. Диктатура - то есть страна, попирающая права собственных граждан - находится вне закона и не имеет права претендовать на какие-либо права.

ПЛЭЙБОЙ: Стали бы вы активно поддерживать идею о том, чтобы Соединенные Штаты вступили в войну с Кубой или СССР?

РЭНД: В настоящее время не стала бы. Я не вижу в этом необходимости. Я поддержала бы то, чего Советский Союз боится больше всего - экономический бойкот. Я бы поддержала блокаду Кубы и экономический бойкот СССР. Тогда вы бы сами увидели, как оба эти режима рухнут без единой человеческой жертвы со стороны Америки.

ПЛЭЙБОЙ: Вы бы выступили за выход США из ООН?

РЭНД: Да. Я не могу поддержать нелепые претензии организации, которая якобы выступает за всеобщий мир и права человека и при этом имеет в своих рядах СССР - наизлейшего агрессора и кровавейшего палача за всю историю человечества. Одна мысль о защите прав, когда в числе ведущих правозащитников выступает Советский Союз, оскорбительна для самой концепции прав и для сознания любого человека, которого просят одобрить или поддержать подобную организацию. Я не считаю, что честный гражданин должен сотрудничать с преступниками и совершенно по той же причине я не считаю, что свободные страны должны сотрудничать с диктатурами.

ПЛЭЙБОЙ: Вы бы поддержали разрыв дипломатический отношений с СССР?

РЭНД: Да.

ПЛЭЙБОЙ: Вы объявили себя антикоммунисткой, антисоциалисткой, антилибералом. В то же время вы отвергаете предположение, что вы- консерватор. более того, вы часто подвергаете самой резкой критике именно консерваторов. Какова же ваша политическая позиция?

РЭНД: Вношу поправку. Я никогда не определяла свою позицию через отрицание. Я сторонница капитализма laissez-faire, прав личности - а других прав не бывает, - личных свобод. Именно на этой основе я выступаю против любой доктрины, предполагающей жертвовать личным ради коллективного: против коммунизма, социализма, "государства всеобщего благосостояния", фашизма, нацизма, современного либерализма. И на этом же основании я выступаю против консерваторов. Консерваторы - сторонники смешанной экономики и идеи "всеобщего благосостояния". Их отличие от либералов - отличие в степени, а не в принципе.

ПЛЭЙБОЙ: Вы выдвинули обвинение, что Америка страдает от интеллектуального банкротства. Включаете ли вы в ваш список интеллектуальных банкротов такие политически правые журналы, как "National Review" ("Национальное обозрение")? Не является ли этот журнал мощным голосом против всего того, что вы называете "государственничеством"?

РЭНД: Я считаю "National Review" самым скверным и опасным журналом в Америке. Такая защита капитализма, которую проводит этот журнал, приводит исключительно к дискредитации и разрушению капитализма. Хотите скажу почему?

ПЛЭЙБОЙ: Да, будьте добры.

РЭНД: Потому что он увязывает капитализм с религией. Идеологическая позиция "National Review", по существу, сводиться к следующему: чтобы принять для себя свободу и капитализм, можно верить в Бога или в какую-то иную форму религии, сверхъестественного мистицизма. Это означает, что не существует никаких рациональных основ, на которые можно опираться, отстаивая капитализм. А это равносильно признанию, что разум - на стороне врагов капитализма, что рабовладельческое общество или диктатура являются рациональными системами, и что верить в свободу можно, только опираясь на мистику. Невозможно придумать что-либо более унизительное для капитализма, к тому же это абсолютно неверно. Капитализм - единственная система, которую можно защищать и обосновывать, опираясь на разум.

ПЛЭЙБОЙ: Есть ли сейчас в Соединенных Штатах политические группировки, которые вы одобряете?

РЭНД: Нет, если говорить о собственно политических группировках. Существует ли сегодня такая политическая группировка, которая была бы полностью последовательна? Сегодня все группировки руководствуются взаимоисключающими принципами или отстаивают их.

ПЛЭЙБОЙ: А лично у вас нет политических устремлений? Вы никогда не подумывали о том, чтобы выдвинуться на какой-нибудь пост?

РЭНД: Естественно, нет. И я надеюсь, что вы не настолько меня ненавидите, чтобы пожелать мне такого.

ПЛЭЙБОЙ: Но ведь вы интересуетесь политикой или, по меньшей мере, политической теорией, не так ли?

РЭНД: Позвольте, я вам отвечу так: когда я приехала сюда из Советской России, политика интересовала меня только по одной причине - чтобы дожить до того дня, когда мне уже не нужно будет интересоваться политикой. Я хотела иметь такое общество, где я могла бы жить собственными заботами и добиваться целей, зная, что правительство не вмешается и не уничтожит эти цели, зная, что моя жизнь, моя работа, мое будущее не зависят от милостей государства или прихотей диктатора. Такова моя позиция и сегодня. Но только сегодня я знаю, что такое общество - это еще недостигнутый идеал, что я не вправе ждать, когда другие достигнут его для меня, и что я, как и всякий ответственный гражданин, должна сделать все возможное, чтобы достичь этого идеала. Иными словами, политикой я интересуюсь лишь для того, чтобы добиться свободы и защитить ее.

ПЛЭЙБОЙ: Во всех своих произведениях вы утверждаете, что современный мир, даже в капиталистических странах, устроен так, что личность подавляется, а инициатива душится. В романе "Атлант расправил плечи" Джон Галт организует забастовку "мыслящих людей", что приводит к крушению существующего коллективистского общества. Не считаете ли вы. что пришло время для художников, интеллектуалов, творчески мыслящих бизнесменов таким же образом изъять свои таланты из общества?

РЭНД: Пока еще нет. Но прежде чем я поясню, я должна внести поправку в часть вашего вопроса. То, что мы имеем сегодня - это не капиталистическое общество, а смешанная экономика, то есть, смесь свободы и принуждения; и движется это общество, если взять преобладающие ныне тенденции, к диктатуре. В "Атланте" действие происходит в то время, когда общество достигло фазы диктатуры. Когда это произойдет, если произойдет вообще, вот тогда и настанет время бастовать. Но не раньше.

ПЛЭЙБОЙ: Что вы понимаете под диктатурой? Как бы вы ее определили?

РЭНД: Диктатура - это такое государство, которое не признает прав личности, где правительство имеет полную и безграничную власть над людьми.

ПЛЭЙБОЙ: Где, согласно вашему определению, проходит разграничительная линия между смешанной экономикой и диктатурой?

РЭНД: Диктатура имеет четыре отличительных признака: однопартийное правление, казни без суда за политические преступления, экспроприация или национализация частной собственности, и цензура. Особенно последнее. Пока люди могут свободно говорить и писать, пока не введена цензура, у них все еще остается шанс реформировать общество, направить его на лучший путь. Но когда вводят цензуру - это и есть знак, что пора начинать интеллектуальную забастовку. Под этим я понимаю то, что люди не должны ни коем образом сотрудничать с общественным строем.

ПЛЭЙБОЙ: А помимо такой забастовки, что, по-вашему, нужно сделать, чтобы воплотить в жизнь те общественные изменения, которые представляются вам желательными?

РЭНД: Общественные тенденции определяются идеями. Именно идеи создают или разрушают общественные системы. Следовательно, нужно отстаивать и распространять правильные идеи, правильную философию. Беды современного мира, включая и разрушение капитализма, были вызваны альтруистической, коллективной философией. Людям нужно отказаться именно от альтруизма.

ПЛЭЙБОЙ: А как бы вы определили альтруизм?

РЭНД: Это нравственная система, которая утверждает, что человек не имеет права существовать ради самого себя, что единственное оправдание его существования - в том, чтобы служить другим людям, и что самопожертвование есть величайший моральный долг, ценность и благо. Это нравственная основа коллективизма, всех диктатур. Чтобы стремиться к свободе и капитализму, человеку необходим немистический, неальтруистический, рациональный эстетический канон - нравственное учение, которое утверждает, что человек не есть жертвенное животное, что он имеет право существовать ради самого себя, не принося себя в жертву другим и не принося других в жертву себе. Иными словами, сегодня остро необходима этика объективизма.

ПЛЭЙБОЙ: Получается, что по-вашему для достижения этих перемен нужно использовать, главным образом, воспитательные или пропагандистские методы?

РЭНД: Да, конечно.

ПЛЭЙБОЙ: Что вы думаете о заявлениях ваших противников, что моральные и политические принципы объективизма ставят вас вне основного русла американской мысли?

РЭНД: Я не признаю такого понятия, как "основное русло мысли". Может быть, такое применимо к диктатуре, к коллективистскому обществу, в котором мысль находится под контролем и где существует "основное русло"- только лозунгов, а не мысли. Подобного в Америке нет. И никогда не было. Однако, я слышала, как это выражение используют с тем, чтобы помешать общению с аудиторией любого новатора, нонконформиста, любого, кто может предложить что-то оригинальное. Я - новатор. Это знак отличия, знак чести, а не что-то такое, что нужно скрывать, за что нужно просить извинения. Каждый, кто может предложить новые или ценные идеи находится за пределами интеллектуального "статус кво". Но "статус кво" - это еще не "русло" и, тем более, не "основное русло". Это застойное болото. Именно новаторы движут человечество вперед.

ПЛЭЙБОЙ: Верите ли вы, что объективизм как философия рано или поздно охватит весь мир?

РЭНД: На подобный вопрос никто не может ответить. У человека есть свободная воля. нет гарантии, что когда-нибудь, в каком-то одном поколении люди предпочтут быть рациональными. К тому же, для философии вовсе не обязательно "охватывать весь мир". Если же вы зададите вопрос в несколько иной форме, если Вы спросите, не считаю ли я, что объективизм станет философией будущего, я отвечу "да", но с одной оговоркой: если люди обратятся к разуму, если они не будут уничтожены диктатурой, не будут отброшены назад в средневековье. Если люди сохранят свободу достаточно долго, чтобы у них хватало времени подумать - тогда объективизм будет той философией, которую они примут.

ПЛЭЙБОЙ: Почему?

РЭНД: В любой исторический период, когда люди были свободны, всегда побеждала самая рациональная философия. И с этой позиции я скажу: "Да, объективизм победит". Но никакой гарантии, никакой предопределенности здесь нет.

ПЛЭЙБОЙ: Вы очень остро критикуете мир, каким он вам видится сегодня, и а ваших книгах содержатся радикальные предложения по изменению не только общественного строя, но и того, как большинство людей работает, мыслит, любит. У вас оптимистический взгляд на будущее человека?

РЭНД: Да, я оптимистка. Коллективизм как интеллектуальная сила и нравственный идеал мертв. Но свобода и индивидуализм, как и их политическое воплощение - капитализм, еще не открыты. Я думаю, что у людей хватит времени на то, чтобы открыть их. Важно, что сегодня умирающая коллективистская философия породила только культ порока, безумия, беспомощности и отчаяния. Взгляните на современное искусство и литературу с их изображением человека как беспомощного и безмозглого существа, обреченного на неудачу, отчаяние и гибель. Вполне возможно, что это психологическая исповедь коллективистов, но никак не истинный образ человека. Если бы это было так, мы никогда не выбрались бы из пещер. Но мы выбрались. Посмотрите вокруг, посмотрите на историю. Повсюду вы увидите достижения человеческого ума. Вы увидите колоссальный потенциал человека и то средство, благодаря которому он сумеет обрести величие. Вы увидите, что человек по природе своей не беспомощный урод, но он становится таковым, когда отбрасывает с себя это средство - собственный разум. А если вы меня спросите, что такое величие, я отвечу вам, что это способность строить жизнь на трех основополагающих ценностях Джона Галта - разуме, цели и самоуважении.

Theme by Danetsoft and Danang Probo Sayekti inspired by Maksimer