свобода

Эрнандо де Сото - известный перуанский экономист, с 1989 года служил экономическим советником Президента Перу. Ныне президент Института свободы и демократии в Лиме, Перу.
Выдержки из речи, произнесенной Эрнандо де Сото при вручении ему премии Милтона Фридмена, учрежденной Институтом Катона.

Первыми, кто объяснил нам, почему у нас в стране ничего не работает, были Милтон и Роза Фридмены, которые побывали в Перу еще в 1979 году, за год до крушения военной диктатуры левого толка, установившейся там в 1968-м.

Рассуждения — скука. Рассуждения о ценности — скука из скук.

Множество малоопытных авторов, берясь за решение какой-нибудь экономической проблемы, совершенно забывали хоть как-нибудь определить понятие ценности.

По так или иначе и приходилось признавать, что такое игнорирование ни к чему не ведет. Теория ценности нужна политической экономии, как простое счисление нужно арифметике. Наш математик Безу оказался бы в безвыходном положении, если бы, не желая утомлять учащихся, он принялся учить их четырем правилам и пропорциям, не объяснив предварительно значения самых обыкновенных цифр.

Ах, если бы читатель мог предугадать восхитительные следствия, выводимые из теории ценности! Он не побоялся бы тогда скуки, усваивая, пусть не без труда и напряжения, первые понятия о ней, как усваивают, тоже не без утомления, начальные элементы геометрии, но зато потом открывается великолепное поле, где есть где разгуляться уму.

Однако такого рода предвосхищение вряд ли возможно. Однако чем усерднее я стараюсь размежевать понятие ценности и понятия полезности или труда и показать, как наука спотыкается на их смешении, тем больше публика усматривает в таком довольно-таки тонком разборе бесплодные потуги, могущие заинтересовать разве что узких специалистов.

Обмен — это и есть политическая экономия, это и есть общество, все общество, ибо невозможно представить себе ни общество без обмена, ни обмен без общества. Я не претендую исчерпать в этой главе столь обширную тему. Едва ли исчерпает ее даже вся моя книга.

Если бы люди, наподобие улиток, жили в полной изоляции друг от друга, если бы они не обменивались своим трудом и идеями, если бы не совершали сделок, то мы имели бы дело пусть со множеством, но всего лишь человеческих единиц, индивидов, противостоящих друг другу, но не было бы никакого общества.

Да что я говорю? Не было бы даже индивидов в смысле индивидуальностей. Для человека изоляция — это смерть. А если вне общества он жить не может, то, значит, его естественное состояние есть состояние социальное.

Почти истерическое неприятие золотого стандарта является тем пунктом, который объединяет государственников всех мастей. Они явно чувствуют (возможно, даже более тонко и отчетливо, чем многие самые убежденные защитники laissez faire – политики невмешательства государства), что золото и экономическая свобода неразделимы, что золотой стандарт является инструментом политики невмешательства и что каждое из этих понятий подразумевает другое.

Для того чтобы понять, на чем основан этот антагонизм, вначале необходимо уяснить специфическую роль золота в свободном обществе.

Представление о том, что каждое явление общественной жизни изменяется с течением времени, образует одну из аксиом современного научного мышления и носит название принципа историзма. Организованное на основе данного принципа сознание само именуется историческим, поскольку предметом для него является историческое прошлое. Эта специфическая организация сознания, на первый взгляд, кажется гуманистической. Она внушает надежду на совершенствование человека и общества в будущем на основании прошлого опыта. Но, с другой стороны, погружение социальной жизни в исторический поток релятивизирует ее.

Я всецело согласен с утверждением: Лучшее правительство то, которое правит как можно меньше, — и хотел бы, чтобы оно осуществлялось быстрее и более систематически. Осуществленное, оно сводится в конце концов — и за это я тоже стою — к девизу: Лучшее правительство то, которое не правит вовсе, а когда люди будут к этому готовы, то именно такие правительства у них и будут. Правительство является в лучшем случае всего лишь средством, но большинство правительств обычно—а иногда и все они—являются средствами недейственными.

Расизм — это самая низкая, самая грубая и примитивная форма коллективизма. Он являет собой принцип, по которому нравственная, социальная или политическая значимость человека приписывается его происхождению; принцип, гласящий, что интеллектуальные свойства и черты характера порождаются и передаются внутренней телесной структурой. На практике это означает, что человека судят не по его поступкам и его уникальным свойствам, а по свойствам и поступкам совокупности его предков.

Распад философии в ХIХ столетии ее полный крах в ХX повлекли за собой сходные, хотя гораздо более замедленные и не столь заметные со стороны, процессы в современной науке.

Политическое общество не сумело привести нас в новую эру мира и изобилия, которую оно обещало. Чем больше была степень принуждения и грандиознее обещания, тем к более катастрофическим последствиям приводила деятельность принуждающего государства. Фашистские и коммунистические государства, стремившиеся ликвидировать гражданское общество и полностью подчинить людей общему делу, сейчас признаны жалкими неудачами; они сулили единение и процветание, но породили лишь бедность, застой, возмущение и разобщенность.