- Войдите, чтобы оставлять комментарии
Формально австрийская школа берет своё начало с работы Карла Менгера, которая вышла в 1871 году, и которая ознаменовала собой так называемую маржиналистскую революцию в теории ценности. Я буду по-старому употреблять термин "ценность", поскольку термин "стоимость" в политической экономии на русском языке существует с начала века, с появления марксистских переводов "Капитала". До этого употреблялось слово "ценность", которое является более точным переводом слова value, равно как и немецкого der Wert. Подробный анализ неприятия марксистами этического, а вслед за ним экономического понятия ценности есть в книге Вышеславцева “Кризис индустриальной культуры”. Там он приводит совершенно изумительный факт отсутствия слова “ценность” в Большой Советской Энциклопендии, естественно “чёрной”. Это по цвету переплёта, а какой это номер издания я не помню. Там же, в Вышеславцева приведена аргументация в пользу перевода value как ценность, аргументация, надо сказать, совершенно в духе австрийской школы. Иногда добавляют “субъективная ценность”, но, по-моему, это тавтология.
Как вы знаете, классическая политическая экономия исходила из того, что существует некий натуральный или естественный уровень цены, вокруг которого колеблются рыночные цены. Этот взгляд на цену базировался на теории ещё Аристотеля, который ошибочно полагал, что если есть обмен, то в обмениваемых благах сидит некий эквивалент. При этом формула цены ко времени классиков (Смита и Рикардо) недалеко ушла от формулы Фомы Аквинского: все издержки плюс норма прибыли, обеспечивающая продавцу привычный образ жизни. Здесь есть интересный вопрос: привычный кому? Думаю, что не предпринимателю, а наблюдателю.
Подход Менгера был абсолютно новым в этом смысле.
Менгер рассмотрел акт выбора как акт, порождающий цену. То есть, до выбора, до самого, так сказать, обмена, в строго менгеровском смысле цены нет. Есть в голове у человека некторая иерархия важностей или нет (то, что Джевонс, а за ним Маршалл, а за ним все современные неоклассические учебники называют “полезность”), науке неизвестно, а вот факт выбора наблюдаем, как и факт существования цены. Следовательно, теорему о выявленных предпочтениях можно было и не доказывать, этот результат уже был очевиден в 1871 году. Впоследствии Маршалл и Пигу, а за ними сотни экономистов запутали дело, ввели ненаблюдаемые функции полезности, вот и пришлось Самуэльсону через левое плечо доставать правое ухо. Человек покупает, выбирая то, что он купил и отвергая то, что он не купил. Помните, как в школьном вопросе: а какую книгу вы бы взяли с собой на необитаемый остров?
Ценность зависит от редкости блага. Воздух ценный, но пока он неограниченный, его ценность низка. Точнее, равна нулю, так как не существует выбора между воздухом и не воздухом. С другой стороны, в мире товаров, или шире благ (если сюда и время включить, понятно, что рано или поздно австрийский подход начнёт претендовать на нечто большее, чем направление в экономической науке, позже у Мизеса мы это увидим), так вот, в мире редкостей, подлежащих выбору, одни блага более редки чем другие. Те, что более редкие, имеют большую ценность.
... В каждой приличной школе бывают бунтовщики. Первым таким бунтовщиком в Австрийской школе стал Людвиг фон Мизес, который начал свою карьеру с лёгкого скандала. В 1906-м году он опубликовал статью о кредите и деньгах, в которой обсуждался вопрос о фактически действовавшем в Австрии золотом стандарте, и в которой молодой Мизес задавал вопрос руководству Центрального банка: "Почему бы не перейти и к золотому стандарту de jure?". Напомню, что тогда золотой стандарт de jure существовал в большинстве развитых экономик, а в экономиках менее развитых обменный курс их валют был привязан к валютам, базировавшимся на золотом стандарте. Результат этой статьи молодого автора был совершенно неожиданным. Статья была написана довольно специализированным языком и была выпущена, так сказать, в ведомственной брошюре. Однако ответ прошёл в открытой печати, причём как говорил Мизес, совершенно неадекватный значению работы. Узко-техническая статья, посвящённая частным, специальным вопросам банковского устройства, вызвала широкий общественный отпор. Несколько лет спустя Бем-Баверк рассказал Мизесу то, что не мог рассказать во время выхода статьи, а именно, что, сам не ведая того, Мизес угодил со своими предложениями и предположенияими в сердцевину политических и финансовых интересов руководства Центрального банка. Интересов настолько тонких, что можно вести речь о секретности. Дело было вот в чем. Отсутствие золотого стандарта de jure и необходимость держать резервы в иностранных валютах приводила немедленно к необходимости иметь некоторую политику в отношении поддержки портфелей этих валют. Это, естественно, приводило к существованию остатков на спецсчетах Центрального банка, которые в рамках бухучёта Центрального банка появлялись и исчезали, во-первых, внутри ведомства, а во-вторых, внутри периодов отчётности, т.е. на первое января этих остатков нету либо они малы, потом они образуются, потом используются, и на первое, скажем, февраля их опять нету. Конечно, не имелось никакой общественной огласки. Эти остатки служили базой для секретных фондов Центрального банка, из которого делалась кампания public relations по укреплению имиджа Центрального банка и его сотрудников в глазах общественности, а также направлялись средства на поддержание некоторых политиков, партий и талантливых журналистов.
Мизес не остановился на этой статье, продолжал идти дальше. Итогом этих его исследований стала первая его фундаментальная работа, которая вышла в 1912 году на немецком языке - "Теория денег и кредита". Надо сказать, что это была первая и, видимо, последняя его работа, отрецензированная Кейнсом. К тому времени Кейнс уже руководил журналом Economic Journal. Он написал краткую рецензию, в которой похвалил автора за начитанность и систематический подход к предмету, но обвинил в недостатке конструктивных и новаторских идей, что, надо сказать, было весомым фактором, отодвинувшим перевод книги на английский язык на 20 лет. Книга была переведена на английский язык в 1931 году.
... Суть мизесовского открытия - а то, что он сделал в своей книге можно без преувеличения назвать открытием - говоря общими словами состоит в построении интегральной теории ценности и денег. Это то, что политическая экономия разных школ решала в течение всего 19-го века, и то, что в начале этого века приобрело острый практический характер. При этом методологически он опирался на результаты Менгера и Бем-Баверка, а именно, на теорию предпочтений, на методологический индивидуализм и методологический субъективизм, с одной стороны, и с другой стороны - на подход Бем-Баверка к проценту, как численному выражению межвременных предпочтений, существующих у получателя благ, говоря широко, или у потребителя и инвестора, говоря более специальным языком, то есть, предпочтений относительно размена будущих поступлений на настоящие. Соответственно процент принимал размерность не цены денег, а цены времени.
Работа Мизеса предвосхитила, надо сказать, очень многие дальнейшие открытия и дискуссии, которые велись в экономике в XX веке, в частности в эконометрическом и макроэкономическом сообществе. Многие результаты были переформулированы и заново открыты Лукасом в его статье о рациональных ожиданиях. К тому времени австрийское наследие было прочно забыто, поэтому экономическая общественность восприняла их как новые, хотя даже не очень детальный анализ показывает, что эти результаты были тщательным комментированием, подробным, математизированным комментированием одного важного частного случая, изложенного в книге "Теория денег и кредита".
... Сапов о Милтоне Фридмане:
17 декабря 1998 года
Вопрос: Как вы относитесь к Фридману?
Сапов: Сильно переоценён. Как публицист стал сдвигаться вправо с 1953 года, как экономист неподвижен до сих пор. Не этатист, но и не рыночник. Работает в рамках количественной теории денег, которую развивал Ирвинг Фишер. Это у Юма было такое заблуждение великого человека, а Фишер, будучи практичным американским учёным его математизировал и развивал. А теория эта неверная. Долго рассказывать, там большая наука начинается.
... Основные центры. Надо сказать, что австрийское сообщество внутри экономической науки является маргинальным, сознает себя таковым, имеет все атрибуты субкультуры, а именно съезды, галстуки, символику, интенсивную переписку внутри сообщества, и менее интенсивную снаружи. Они все по разным университетам вынуждены читать общие курсы, и потом в спецкурсах, на спецсеминарах шепотом рассказывать: "Ребята, не верьте, все не так страшно". Собираются они вокруг Ludwig von Mises Institute, который расположен в городе Оберн, это университет штата Алабама. Второй такой центр - Foundation for Economic Education, организованный покойным Лоуренсом Ридом. Они издают журнал со страшным названием The Freeman. Институт Найшуля его получает, так что если есть интерес, можно ознакомиться. Это узловые места.
Имеется, конечно, общество Mont Pelerine, о котором вы, наверное, знаете, организованное после войны при участии Хайека. Правда есть сомнения в том, что это адекватное либеральное место. Например Мизес, попавший на доклад Фридмана о том, как правильно сделать пропорциональный налог, чтобы было и собирать много, и сравнительно честно, покинул заседание с воплем: "You all are a bunch of socialists!".
Браво Мизес:))
Надо сказать, что очень много таких баек, анекдотов, неожиданных житейских исторических сведений поджидают вас если вы погрузитесь хоть чуть-чуть в мир этих людей. Скажем, одна из таких очаровательных историй о том, как Мизес предотвратил в Австрии создание социалистической республики. На семинары Бем-Баверка с 1903 по 1914 год ходили не только австрийские учёные, но и социалисты и коммунисты. В частности их посещал Николай Бухарин, который позже в "Политической экономии рантье" напишет, что с социал-демократами мы договоримся и профессор Пигу нам тоже не страшен, но главный, бескомпромиссный враг большевизма сидит, конечно, в Вене, это тамошние экономисты. Эти семинары посещал будущий генеральный секретарь ЦК социалистической партии Австрии Отто Бауэр, который в 1919 году, видя успехи социализма в России, Венгрии и Баварии, решил приступить к правильному распределению продовольствия в Вене, что было сочувственно встречено общественностью, которая была под впечатлением успехов в этих странах, и даже провела соответствующие подготовительные конференции. В том числе и деятели церкви обсуждали как при новом режиме будут жить. Мизес почувствовал, что до беды недалеко, и потратил три ночи, как он пишет, сидя на кухне с Отто Бауэром, убеждая, на пальцах и на примерах показывая, что контроль за продовольствием, за его производством и распределением скорее всего приведёт к массовым голодным смертям. Поэтому лучше подождать, опустить национальную валюту до уровня равновесия обмена на золото или доллар, и заякорить на этом уровне австрийскую крону. Отто Бауэр внял логическим аргументам, не стал вводить социализм, но обиделся на Мизеса и больше с ним не разговаривал.
Читая Фридмана, я чувствую в отдельных местах, что не то, что то!:)) Именно чувствую. Потому, что в экономике только месяцев 7-8 стал чу чуть разбираться.
ПОЛНАЯ ЛЕКЦИЯ:
http://www.sapov.ru/staroe/si03.html